«Эндаумент – это способ вкладываться в будущее»

Интервью с генеральным директором Фонда Потанина Оксаной Орачевой и финансовым директором фонда Еленой Баюковой

Ваш фонд выступает одним из основных движителей создания эндаументов в России, в том числе среди благотворительных и социально ориентированных НКО. Как бы вы оценили степень информационной прозрачности и открытости фондов целевого капитала – например, наличие у ФЦК отдельного сайта?

Для вашего фонда, когда он выделяет деньги сторонним эндаументам, насколько важна иформпрозрачность организации? Вы рекомендуете что-то поправить, добавить, развить?

Оксана Орачева: Фонд оказывает поддержку не эндаументам как таковым, а НКО, которые финансируются за счет дохода от целевых капиталов или планируют это делать. И, конечно, нам важно знать, что это за организация, почему решила использовать данный инструмент, какие у нее планы на будущее. Целевой капитал лишь отвечает за денежный транзит, который обеспечивает выполнение миссии некоммерческой организации. Что касается рекомендаций – это сложная тема. Мы как грантодатели не можем вмешиваться в деятельность организаций, за свое будущее организации отвечают сами. Мы можем рассказывать о лучших практиках, показывать преимущества информационной прозрачности, проводить исследования информационного поля. То есть вкладываться в среду, чтобы информационная прозрачность была нормой.

Елена Баюкова: Это техническая структура по генерированию дохода.

Оксана Орачева: Поэтому мы в первую очередь смотрим на цель, под которую выдаются деньги. У нас иные требования, нежели просто наличие или отсутствие собственного сайта у конкретного фонда – мы, как и любое другое заинтересованное лицо или структура, можем получить информацию из разных источников. А будет ли она содержаться в пояснениях к бухгалтерской отчетности, в годовом отчете, на собственном сайте ФЦК или его «материнской» НКО – неважно.

Отчет о результатах ФЦК вашего фонда содержится среди прочего в публичном годовом отчете Фонда Потанина. Вы при подготовке этого раздела годового отчета ориентировались на какие-то образцы?

Оксана Орачева: Я бы по-другому вопрос сформулировала: для чего делается годовой отчет и на какие вопросы он должен ответить? Важно, чтобы общество, перед которым фонд отчитывается, получило ту информацию, которая ему нужна. Поэтому образцы – это скорее про форму подачи материала, про упаковку, а не про содержание.

Мы ежегодно спрашиваем, например, наших благополучателей – о чем они хотели бы прочитать в годовом отчете. И всегда учитываем ответы в подготовке отчета.

Эндаументы в России – дело молодое. И пока какие-то глобальные выводы об успешности такого рода структур у нас в стране делать, видимо, рано. Тем не менее нет ли, на ваш взгляд, фундаментального противоречия между долгосрочностью целей и самой финансовой моделью ФЦК – с одной стороны, и нынешней все возрастающей экономической турбулентностью, инфляцией – с другой? Потому что одно дело ссылаться на опыт Оксфордов и Гарвардов, которые существуют столетия, и другое – когда речь идет о структурах в России, где присутствует память о 1990-х, когда сгорели все накопления населения, о 2008 годе, 2014-м и так далее.

Оксана Орачева: Целевой капитал – это проект, рассчитанный не на пять, 15 и даже 30 лет. На коротком промежутке времени целевой капитал может лихорадить, мы можем оценить, как он работает, только на очень больших горизонтах. Крупнейшие эндаументы пережили не один экономический кризис: Великую депрессию, Первую и Вторую мировые войны. Так что у эндаументов есть опыт прохождения через экономическую турбулентность.

Елена Баюкова: Действительно, эндаумент должен приносить деньги, перекрывающие инфляцию, – желательно, конечно, чтобы каждый год это происходило. В реальной жизни целевой капитал может периодически зарабатывать и периодически терять. Важно при этом, чтобы эти пики заработков и потерь компенсировали друг друга, а общая тенденция была на увеличение целевого капитала. Это работает как раз на длинном отрезке времени.

И все же английский или американский опыт не слишком показателен: у них ведь не было такой гиперинфляции, при которой в стране вдруг все стали миллионерами – поскольку даже минимальная зарплата исчислялась миллионами и миллиардами, как это было у нас в 90-е или в Веймарской Германии…

Оксана Орачева: История целевых капиталов свидетельствует как раз о том, что они появляются в самые тяжелые моменты – во время Великой депрессии или после Второй мировой войны, когда экономика была разрушена, или как часть процесса деколонизации. Как только наступает кризис, все задаются вопросом: «А где же я был раньше, когда все было хорошо? И почему же я не создал себе подушку безопасности?» Чем хуже ситуация, тем быстрее растут эндаументы.

Как стабилизирующийинструмент?

Оксана Орачева: Конечно. Уже есть примеры и из нашей отечественной практики. Когда в 2020 году в одном из конкурсов мы предусмотрели возможность формирования или пополнения эндаументов НКО, этот инструмент помощи оказался гораздо более востребованным, чем мы предполагали. Мы уже знаем, кстати, по нашим примерам российским, что в трудные времена бывает задействовано и «тело» эндаумента. Посмотрите отчеты НКО – в период волатильности коллеги включали в доход и часть «тела». И это позволило пройти неблагоприятное время с меньшими ограничениями деятельности.

По отечественному законодательству нижний порог при создании ФЦК – 3 миллиона рублей. Это не профанирование самой идеи эндаумента? Особенно в вузах, для бюджетов большинства которых это совсем незначительные деньги.

Оксана Орачева: Обычно эндаументы в вузах связывали с возможностью получить внебюджетное финансирование, которое с них все время требуют. Ведь это дает государству потенциальную возможность освободить себя от каких-то обязательств.

Чтобы целевые капиталы в вузах развивались быстрее и не для галочки, пришлось бы сократить бюджетное финансирование. Потому что эндаументы вузов быстро развиваются там, где это один из значимых источников финансирования обучения студентов, зарплат преподавателей и т. д.

То есть в ныне существующей модели вузовские эндаументы в России в большинстве случаев существуют до тех пор, пока этого требует министерство?

Оксана Орачева: Вузы – они же разные. Кто-то из-под палки создает, и у таких три миллиона и «спящий» эндаумент. Но есть и такие, кто активно работает над развитием эндаументов. Известный пример – МГИМО, у которого целевой капитал в размере почти 2 миллиардов рублей. Такой ЦК уже позволяет делать разные интересные проекты.

Но вообще само госрегулирование размера нижнего порога могло бы стать необязательным, чтобы каждая организация сама определяла размер целевого капитала. Для некоммерческих организаций три миллиона – это достаточно заметные деньги, а для вузов, конечно, сумма небольшая.

Насколько эндаументы в России – как явление, а не как отдельные удачные примеры – способны к саморазвитию?

Оксана Орачева: Основной внешний импульс для развития эндаументов – это сама экономика. Мы сейчас переходим в состояние, когда люди, имеющие средства, думают, что с ними делать дальше. Эндаумент – это как раз тот инструмент, который позволяет принимать решения о судьбе своих проектов и состояний людям, которые эти состояния заработали. И неважно, идет ли речь о больших состояниях или маленьких.

Человек по натуре такое существо, которое хочет заработать как можно больше, а потратить столько не может. А хочется высокой цели.

Что-то вроде «я памятник себе воздвиг нерукотворный»…

Оксана Орачева: Заметьте, это не мы с вами сказали.

То, что вы назвали, это скорее не про экономику, а про человеческую природу…

Оксана Орачева: И про экономику тоже. Ведь с бизнесом надо что-то делать? Чтобы он продолжал работать. Почему, например, IKEA сейчас в собственности благотворительного фонда IKEA? Ровно поэтому. Эндаумент – это способ сохранить, способ вкладываться в будущее.

Это интервью — часть исследования российских фондов целевого капитала, которое RAEX сделало по инициативе Благотворительного фонда Владимира Потанина. Узнать больше, прочитать другие интервью и узнать о выводах исследования можно на странице проекта.