17.07.2023
| Мнение

Мысли основоположников: «Духовная аристократия не является аристократией в социологическом понимании. Всякий, от рождения способный к обучению, должен найти к нему путь»

«Всякий университет принадлежит какому-то народу, но стремится при этом постичь и осуществить идею сверхнационального. При всех прочих отличиях он близок в этом идее церкви. Поэтому, исходя из своей духовности, университет как таковой не должен стремиться занять место в борьбе наций».

Карл Ясперс (нем. Karl Theodor Jaspers; 1883–1969) — немецкий философ, психолог и психиатр, один из ключевых представителей экзистенциализма.

Над трудами о роли университетов и высшей школы в жизни страны и общества Ясперс трудился на протяжении нескольких десятилетий. Их итогом стала выдержавшая несколько изданий книга «Идея университета». Для современного читателя в этом исследовании Ясперса наибольший интерес представляет глава 9, где представлены взгляды автора на взаимоотношения университета и государства – ведь здесь Ясперс основывается на трагическом и поучительном опыте немецкой высшей школы, вместе со всей Германией пережившей сначала разгульные годы Веймарской республики, а затем и Третий рейх. 

Конспект

Основные тезисы главы 9 из книги Карла Ясперса «Идея университета» от редакции RAEX.

Власти в государстве и обществе заботятся об университете, так как там закладывается основа для исполнения государственных обязанностей, которые требуют научной подготовки и духовного образования.

Университет существует благодаря государству. Его существование политически зависимо. Он может жить только там, где и как того хочет государство. Государство делает университет возможным и защищает его.

Государство, которое не допускает никакого самоограничения своей собственной власти и которое, скорее, боится последствий чистого поиска истины для своей власти, никогда не допустит подлинного университета. Государство терпит и охраняет университет как освобождённое от своего воздействия пространство, которое оно охраняет также и от других властных влияний.

Предпочтение определенных взглядов при государственном вмешательстве [в жизнь университета] является опасностью при любой форме государственного правления.

Невозможно, чтобы университет стал просто самостоятельным, государством в государстве. При этом всё же возможно, чтобы университет превратился во всего лишь государственное учреждение и тем самым лишился своей сущности и своей собственной жизни… Вместо такого рода борьбы [между государством и университетом] скорее должна вестись духовная борьба за кооперацию государства и университета.

События начинают разворачиваться роковым образом, если государство требует от университета того, что исходит из интересов политической пропаганды его собственных целей.

Духовная аристократия не является аристократией в социологическом понимании. Всякий, от рождения способный к обучению, должен найти к нему путь. Такая аристократия характеризуется свободой собственного происхождения и встречается — и в случае потомственной аристократии, и в случае рабочих, в случае и богатых и бедных — везде одинаково редко. Она может быть только меньшинством.

Там, где в университете имеет место политическая борьба, страдает идея университета.

Свобода преподавания — это свобода жизни и творчества, имеющая духовную форму основательности, методичности и систематичности, которая не означает свободы от ответственности в вопросах повседневной жизни. 

Всякий университет принадлежит какому-то народу, но стремится при этом постичь и осуществить идею сверхнационального. При всех прочих отличиях он близок в этом идее церкви. Поэтому, исходя из своей духовности, университет как таковой не должен стремиться занять место в борьбе наций.

Первоисточник

Карл Ясперс «Идея университета» (1946 г.)

Источник: Ясперс, Карл. Идея университета / Перевод с немецкого Т. В. Тягуновой; редактор перевода О. Н. Шпарага; под общей редакцией М. А. Гусаковского. - Минск : БГУ, 2006.

Будущее наших университетов, если им будет дан шанс, основывается на возрождении их первоначального духа. В течение полувека он постепенно угасал, пока, наконец, не пришел в окончательный упадок. Двенадцать лет [существования Третьего рейха] велась работа по моральному уничтожению университета. Настал момент, когда преподавателям и студентам необходимо осознать свой образ действий.

[…]3адача университета — поиск истины сообществом исследователей и студентов. Университет является самоуправляющейся корпорацией независимо от того, получает ли он средства для своего существования благодаря фондам, прежней собственности или государству, а свои официальные полномочия — благодаря папским буллам, императорским учредительным посланиям или актам федеральных земель.

[…]Университет — это школа, но школа особенная. В ней студент должен не только обучаться, но и участвовать в исследованиях и тем самым стремиться к получению научного образования, определяющего его жизнь. Студенты согласно идее университета являются самостоятельными, несущими за себя ответственность, критически следующими за своими учителями мыслителями. Они обладают свободой учения. 

Университет — это место, где общество и государство позволяют сознанию эпохи развернуться в наивысшей форме. […] Там в качестве преподавателей и студентов имеют право собираться вместе люди, профессиональное занятие которых исключительно — постижение истины. Но в то же время власти в государстве и обществе заботятся об университете, так как там закладывается основа для исполнения государственных обязанностей, которые требуют научной подготовки и духовного образования. […]


Девятая глава
Государство и общество

Университет существует благодаря государству. Его существование политически зависимо. Он может жить только там, где и как того хочет государство. Государство делает университет возможным и защищает его. 

1. Свободное от государства пространство

Своим существованием университет обязан политическому миру, в котором царит основополагающая воля, благодаря которой происходит подлинное, независимое, не находящееся ни под каким влиянием исследование истины. Государство желает существования университета, если в нём где-нибудь в чистом виде служат чистой истине, потому что в этом нуждается его существо. И напротив, государство, которое не допускает никакого самоограничения своей собственной власти и которое, скорее, боится последствий чистого поиска истины для своей власти, никогда не допустит подлинного университета. Государство терпит и охраняет университет как освобождённое от своего воздействия пространство, которое оно охраняет также и от других властных влияний. Здесь действенным должно быть в высшей степени ясное сознание времени. Здесь должны жить люди, которые не несут никакой ответственности за осуществление современной политики, так как они несут ответственность единственно и неограниченным образом за становление истины. […]

2. Преобразование университета государством и обществом

Государство даёт права и средства для жизни университета, необходимые, с одной стороны, для осуществления исследований, чтобы могло иметь место представительное и созерцательное познание, с другой — для того, чтобы профессии общества могли найти здесь свою духовную пищу, а также возможность образования, воспитания и научного познания, в которых они практически нуждаются. Таким образом, университет во всех смыслах служит государству и обществу. В таком случае университет преобразуется вместе с изменениями общества и профессий. 

В средневековье в университетском образовании нуждались клирики, позднее — государственные служащие, врачи и учителя. Техническая рационализация, начиная с семнадцатого века, потребовала специального профессионального образования с целью обретения необходимых умений и рутинных навыков, в то время как прежде над всем господствовали познание Бога, теология и философия. 

Неизбежное, исходя из социальных оснований, обучение женщин придало, наконец, университету новый оттенок. Число проникающих в университет профессий постоянно растет в последние полстолетия. Количество учащихся, посещающих университет, независимо от воли всех заинтересованных лиц, имеет значение для внутренней позиции членов университета и для определяемой духом коммуникации учащихся и преподавателей. Постепенно образ университета девятнадцатого века вплоть до Первой мировой войны и в ещё большей мере после неё изменялся единственно благодаря росту числа учащихся. Под влиянием масс процесс обучения обрёл ещё больший вес.

Общество оказывает воздействие на дух университета и непосредственным образом, и опосредованно благодаря государственному управлению. Зависимость университета от государства в ходе истории сильно менялась. Только в наивысшие моменты жизни государства и университета могут быть абсолютно действительными слова Гумбольдта: «Государство должно постоянно отдавать себе отчёт в том, что без него сами по себе дела шли бы намного лучше».

В эпоху средневековья университеты, учреждённые на пожертвования, представляли собой управляемые папой или кайзером авторизованные корпорации, нередко европейского значения. Затем они потерялись в узости территориального государства, которое определяло своих «земельных детей» как благонамеренных служащих. Лишь начиная с восемнадцатого века университет в качестве национального обрёл свой более широкий горизонт. Профессора и студенты пополняли университет из общих немецкоязычных областей, даже если управление оставалось в руках отдельных государств. 

Университеты, которые [своим возникновением] были обязаны государству, одновременно должны были всё же бороться с ним за свою независимость. Свобода обучения, по-настоящему достигнутая только во второй половине девятнадцатого века, имела всё-таки свои границы, обусловленные тем, что определенные политические и мировоззренческие взгляды вели к исключению из доцентуры, и вновь ставилась под вопрос в том случае, когда требовалось паритетное представительство мировоззрений в университете, тогда как идея принимает во внимание только лишь достижения в области познания — полученные всё равно на каком мировоззренческом основании.

Предпочтение определённых взглядов при государственном вмешательстве [в жизнь университета] является опасностью при любой форме государственного правления; оно сказалось в монархической, а также в парламентской Германии — но здесь в меньшей степени и лишь в ограниченных случаях. При всяком диктаторском, радикальном режиме оно превращается в насилие. 

Испытывая на себе общественное и государственное влияние, университет преобразуется. Под множественностью его образов сохраняется, однако, вечная идея собственно духовности, которая здесь должна найти своё осуществление. Эта субстанция всегда оказывается в опасности быть потерянной. Борьба между философским духом науки и изменяющимися требованиями общества ведёт к конкретизации идеи общественной неповторимости и вновь — к подчинению духа. Поэтому в истории развития университета эпохи застоя сменяются эпохами расцвета. […]

3. Смысл государственного управления

Университет является самоуправляющейся корпорацией — корпорацией с открытыми правами — однако он одновременно подчиняется воле государства, благодаря которому и под защитой которого он существует. Вследствие этого он по праву обладает двойным ликом. Вместо однозначного решения этой проблемы тут существует напряжение. Невозможно, чтобы университет стал просто самостоятельным, государством в государстве. При этом всё же возможно, чтобы университет превратился во всего лишь государственное учреждение и тем самым лишился своей сущности и своей собственной жизни. На самом деле почти непрерывно существует напряжение, нередко — борьба между государством и университетом. В этой борьбе государство, само собой, обладает превосходством. Университет предоставлен государству, которое может уничтожить его. При этом борьба может быть только духовной. Инициатива в ней должна принадлежать духу, который являет себя посредством университета. Благодаря ему [духу] государство должно понять, чего оно, собственно, хочет. Осуществлять политику с помощью хитроумных средств — не только несоразмерно университету, но и губительно для него.

Университет должен открыто показать, что он такое и чего хочет. Его цели могут быть достигнуты только посредством истины и без всякого насилия, к которому стремится государство. Вместо такого рода борьбы [между государством и университетом] скорее должна вестись духовная борьба за кооперацию государства и университета. Предпосылкой такой кооперации является желание государства осуществить идею университета. Если государство не хочет этого, то готовность к этой идее сможет пробиться только в скрытом виде и без публичной активности и заявить о себе в результате переворота и возникновения нового государства, основанного на лучшей воле. Или же в случае продолжительного существования негативной воли государства университет окажется потерян. При условии сотрудничества государства и университета может быть более конкретно показан смысл некоторых сторон государственного управления. 

Для начала государство признаёт самоуправление университета, которое оно желает, в том числе и в правовых формах, предлагаемых ему университетом и одобряемых государством. Университетская корпорация должна осознавать себя самостоятельной. Профессор в первую очередь — не служащий, а член корпорации. Служащий является орудием исполнения политических намерений решающей инстанции; он обязан выполнять инструкции; или он как судья привязан к законам, которые обязан лишь применять; его этика заключается в надёжном исполнении данных ему указаний. Профессору же его основная работа предлагается в свободной форме; он обязан вести исследовательскую деятельность, где он всё — вплоть до постановки вопросов — делает самостоятельно, не ориентируясь на мнения других. Решающей является только необходимость, присущая существу дела, которую никто внешний не может знать заранее или непосредственно, исходя из объективно проверенных результатов, и о которой, следовательно, никто не может судить тотчас же и раз и навсегда. […]

Корпорация не отвергает государство, от которого она полностью зависит, как неизбежное зло, но и не подчиняется так просто всякой государственной воле. Она доверяет государственному контролю, в той мере, в какой он с ясностью демонстрирует, что истинно. Без такого доверия возникает беда. Контроль служит собственному благу университета в том случае, когда университет своими действиями предает свою собственную идею. Если идея оказывается несоразмерной университету, контроль становится поводом для [более] отчётливого прояснения и обоснования того, что духовно необходимо. Государство же само стремится к идее, и может знать, чего оно хочет только в том случае, если университет ему это покажет, а университет осознает самого себя только в том случае, если становится духовной объективностью. 

Контроль государства проявляет свою силу в разрешении споров в отношении материальных средств, далее, в принятии решений должностными лицами, в одобрении создания кафедр или в требовании ликвидировать переставшие быть необходимыми кафедры, в подтверждении защищенных докторских работ, в одобрении конституции и устава университета. Осуществление этой власти не для утверждения произвола, а ради реализации идеи университета возможно только в том случае, если должностное лицо само захвачено идеей университета, понимает её и рассматривает себя в каждом конкретном случае с точки зрения её действительности, которая неотступно преследует его духовно в различных воплощениях университета. Государство представлено служащими, от которых всё и зависит. Это министры или руководство высших школ. В лучшем случае — это длительное время занимающие свои места решительные личности. 

Управление университетом — это высокое занятие. Когда я пытаюсь представить себе профессиональную идею человека, которому доверен университет, то в качестве решающего фактора я вижу присущее ему чувство соответствующего духовного уровня, представление, связанное с необходимостью заботы о занимающихся духовным творчеством личностях как драгоценных растениях. Занимая позицию внутреннего подчинения духовной жизни, которая не создается, а, скорее, может быть обнаружена и взращена, он должен сохранять готовность оказать отпор несущественным мотивам, когда они дают о себе знать. 

Однако большая власть управленческих служащих там, где дело касается заботы о духе, должна быть связана с [заботой о сохранении] характера и существования личностей, и проявлять себя таким образом, чтобы ни в коем случае не извратить нравственный характер профессоров. «Придворная система», которая посредством создания институтов и других материальных вещей придала значительный блеск университетам, навсегда завоевала себе дурную славу как система коррумпирования характера профессоров.

Если отношение к профессорам строится на основе неуважительного отношения к человеку, недостойного обхождения с ним, и профессора оказываются в положении, в котором к ним относятся предосудительно, если политическими методами вмешиваются в заботу о духовном мире, то нередко люди изменяются в сторону связанных с ними ожиданий. […]

Так как задачи и способности, требуемые от административных служащих и профессоров, совершенно различны, то в целом мир профессоров управляется не теми же профессорами; предпочтение должно отдаваться юридически образованным людям, которые рождены для управления и с самого начала посвятили свою жизнь этой профессии. Если при этом в профессорских кругах возникнет желание иметь в управленческих кругах исключительно профессоров, то подобному желанию необходимо решительно воспротестовать. Если административный служащий живет в пределах университета, который он опекает, то с необходимостью возникает обычай: он не читает лекций. Он находится в иной экзистенциальной сфере. Смысл государственного управления как государственного контроля в отличие от самоуправляющейся корпорации заключается в том, чтобы не допустить возможности вырождения, которому подвержен абсолютно самостоятельный университет. Корпорации склонны к тому, чтобы исходя из собственных приватных интересов и страха перед вышестоящими превратиться в клику, монопольно охраняющую свою собственную посредственность. 

Государственное управление становится опасным для университета тогда, когда государственные интересы непосредственно вмешиваются в жизнь университета. Согласно идее университета государство не должно требовать ничего такого, что касалось бы его непосредственно, а только то, что служило бы идее и косвенно самому государству посредством воспитания носителей профессий. События начинают разворачиваться роковым образом, если государство требует от университета того, что исходит из интересов политической пропаганды его собственных целей. Государство никогда не может вмешиваться в содержание обучения без того, чтобы не нарушить смысл идеи. Это опасно для университета, однако неизбежно в том случае, когда государство борется и наказывает за политические действия, а также слова, имеющие непосредственное политическое значение для членов университета. Так как государство нуждается в служащих, врачах, священниках, инженерах, химиках и т. д., оно заинтересовано в их наилучшем образовании. 

Последнее, однако, может быть обеспечено лишь в университете, а государством только должно контролироваться. Государственные экзамены являются инструментом, который решающим образом разрабатывается и используется самим университетом до тех пор, пока господствует университетская идея. И здесь государственное управление не может вмешиваться в научное содержание, кроме как в смысле призыва к контролю в направлении, нужном самому университету.

4. Принцип духовной аристократии

Американец Абрахам Флекснер в 1930 г. писал: «Демократия — это некая не духовная возможность, за исключением того факта, что каждый индивидуум должен иметь возможность быть принятым в ряды духовной аристократии исходя из его способностей, а не по каким-либо другим соображениям. Подобная позиция, в соответствии с которой университет должен быть доступен в демократическом смысле, стала ближе Германии (после 1918 г.). Найдутся ли меры, достаточные для того, чтобы исключить посредственностей и непригодных для обучения? Не только для Германии, но и для всего прочего мира наступит печальный день, если немецкая социальная и политическая демократия однажды окажется лишена духовной аристократии».
Здесь возникают две проблемы: первая касается принципа духовной аристократии, который ведет к градациям внутри университета, вторая — терпения и содействия меньшинству, осуществляемых посредством действующего с помощью воли государства народа. Это последнее подчеркивал Флекснер. 

Речь идет о вопросе политического характера. Духовная аристократия не является аристократией в социологическом понимании. Всякий, от рождения способный к обучению, должен найти к нему путь. Такая аристократия характеризуется свободой собственного происхождения и встречается — ив случае потомственной аристократии, и в случае рабочих, в случае и богатых и бедных — везде одинаково редко. Она может быть только меньшинством.

Большинство, однако, всегда испытывает антипатию по отношению к предпочитаемым немногим и группам меньшинств. Велика ненависть и по отношению к богатству, к превосходящим способностям, по отношению к образованию, которое обязано традиции, и более всего по отношению к ощущаемой сущностной чуждости, по отношению к изначальному стремлению к знанию в его безусловности, которое оказывается чуждым и до которого, как это кажется, нужно, как и до аристократии, ещё добраться из низов. Низший этого не может, потому что он этого не хочет, в то время как благородный ценит благородных, ценит тихим уважением для того, чтобы выдвигать справедливые претензии себе самому.

Отсюда возникает такая ситуация: в социальном теле, в котором решения принимает большинство, происходит постоянный процесс «выделения». Инстинктивно отклоняется изначальная безусловность духа. Тайно признаётся то, что великий человек является несчастьем для общественности, — а публично, что нам нужны личности. Возникает необходимость в нормальном формате деловитости. Неполноценный оказывается ненужным, великие люди оказываются исключёнными по умолчанию, а именно вследствие бесчисленных, незначительных, незамечаемых действий большинства. […]

5. Поиск истины и политика

Политика имеет отношение к университету не как борьба, а как предмет исследования. Там, где в университете имеет место политическая борьба, страдает идея университета. То обстоятельство, что существование и внешний облик университета зависят от политических решений и опираются на надежную государственную волю, означает, что внутри высшей школы — в этом благодаря государственной воле свободном пространстве — имеет место не практическая борьба и не политическая пропаганда, а единственно изначальные поиски истины. Это означает и требование безусловной свободы обучения. Государство в этом пункте сохраняет за корпорацией право без всякого влияния политической воли партий или мировоззренческого принуждения исходя из самого положения дел осуществлять попытку поиска и обучения истине.

Свобода обучения является частью свободы исследования и мышления, так как они отсылают к осуществляющейся в процессе коммуникации духовной борьбе. Публичный обмен мнениями является условием такой коммуникации, которая по всему миру ищет разбирающихся в своём деле и духовных людей. Посредством государственной воли людям, прислушивающимся к самим себе сквозь поколения, предоставляется пространство, которое позволяет им в своей работе на долгий срок обрести дистанцию по отношению к вещам, чтобы иметь возможность их познавать.

[…] В человеке есть момент осмысления, собственного поиска истины, который, будучи сложным механизмом духовной работы, не может быть делом всего народа, но только призванного к этой работе небольшого круга. Это образованный слой представителей всякой профессии, который возникает в результате обучения в высшей школе. Именно этот слой может предоставить понимающий и критический отклик на результаты познания. Только такой поиск истины, который не привязан непосредственно к понятной для масс службе народу, но желаем всем народом в качестве службы в течение продолжительного времени и в качестве представительства всех остальных, обладает своей свободой обучения. 

Не каждое государство имеет волю к обеспечению этого свободного от него пространства свободы обучения, осуществляемого в интересах истины. Государство, которое не в состоянии выносить истину, поскольку основывается на преступных принципах и реальности, которых поэтому следует придерживаться скрытно, не может желать истины. Оно выступает противником университета и в то же время скрывает эту свою враждебность, постепенно разрушая его под видом содействия. Свобода обучения означает: исследователи следуют по пути своего поиска и обучения по своему собственному усмотрению. Государственное управление не имеет отношения к содержанию научной деятельности, которая является делом каждого в отдельности. Государство охраняет эту свободу как от себя самого, так и от вмешательства других сторон. Свобода преподавания аналогична свободе вероисповедания. Она обеспечивается во всех направлениях не только как свобода от государства, но и посредством государства. Такая свобода преподавания может существовать лишь в том случае, если исследователи, которые принимают её во внимание, осознают её смысл. Свобода преподавания — это не право на выражение всякого мнения.
Истина — это очень трудная и великая задача, поэтому её можно спутать с содержанием некритических и страстных мнений, высказываемых в интересах только настоящего момента. Свобода преподавания заключается лишь в намерении учёного. Она состоит в привязке к истине. Никакая практическая постановка цели, никакие содержательно определенные воспитательные цели, никакая политическая пропаганда не могут сказываться на свободе преподавания. Только внешне свобода преподавания подобна праву гражданина на свободное изъявление мнения. Свобода преподавания могла бы продолжать своё существование при отказе от данного гражданского права. Кто принимает во внимание свободу изъявления мнения, делает это как гражданин государства перед лицом государства. Однако при этом он не может ожидать, что будет поддержан университетом в этом вопросе как доцент.

Преподаватель университета притязает на поддержку корпорации во всякой своей публикации, связанной с его исследованием, представленным в форме произведения духа, что, однако, не относится к его случайным обращениям к событиям повседневной жизни, сиюминутным политическим суждениям, статьям для ежедневной прессы. В этих последних случаях он не может требовать никакого преимущества по сравнению с любым другим гражданином, исходя из своей свободы преподавания. Свобода преподавания — это свобода жизни и творчества, имеющая духовную форму основательности, методичности и систематичности, которая не означает свободы от ответственности в вопросах повседневной жизни. 
Свобода преподавания существует при условии невмешательства в повседневную борьбу дешевых волеизъявлений, осуществляемых под знаком фальшивых требований исключительного авторитета. На члена университета его собственная свобода преподавания как раз таки накладывает ограничения при изъявлении всякого мнения. По старой традиции профессора политиканствуют. Эта традиция в целом не так уж похвальна. Выдающиеся случаи участия профессоров в политике редки и нетипичны. 

Исследователь по праву имеет слово при решении современных задач, когда важна и научная компетентность. Он может использовать свои знания, начиная с экспертизы медицинских и технических вопросов и заканчивая интерпретациями государственно-правовых актов. Он может позволить своему исследовательскому опыту методически проникать в настоящий конкретный случай, который по какой-либо причине значим для государства и общества. Его высказывание будет, однако, иметь не форму [политической] активности, а форму обоснования. Его задача — вспомнить о фактах и предложить отчётливую точку зрения на сущностное положение дел. Он может делать всё это, не спросив предварительно разрешения, хотя более соответствующей формой является ответ на обращённый к нему вопрос. […]

6. Университет и нация 

Идея университета — это западноевропейская идея, унаследованная нами, европейцами, от греков. Университеты как институции являются государственными учреждениями или — в том случае, когда они являются частными — всегда принадлежат какой-то нации. Университет является выразителем народа. Он стремится к истине, он хочет служить человечеству, репрезентировать человечество как таковое. Humanitas — как бы часто и глубоко не менялось значение этого понятия — относится к сущности университета. Поэтому всякий университет принадлежит какому-то народу, но стремится при этом постичь и осуществить идею сверхнационального. При всех прочих отличиях он близок в этом идее церкви. Поэтому, исходя из своей духовности, университет как таковой не должен стремиться занять место в борьбе наций. Все члены университета как люди принадлежат народу. Но как члены университета, входя в состав факультета и сената, они не должны делать политические и, само собой разумеется, партийно-политические, а также заявления национального характера, так как они — в составе университета и только посредством духовного творчества — служат нации и человечеству.

Комментарий специалиста

Герман Хорн, «Карл Ясперс как философ образования» 

Источник: Ясперс, Карл. Идея университета / пер. с нем. Т. В. Тягуновой; ред. перевода О. Н. Шпарага; под общ. ред. М. А. Гусаковского. — Минск : БГУ, 2006

Ясперс жил в эпоху грандиозных политических перемен. Он рос в безмятежной обстановке состоятельной семьи, проповедовавшей одновременно демократические, либеральные и консервативные взгляды. Именно отсюда проистекает неприятие им авторитарного, милитаристского Государства и кастового общества, олицетворявших Германскую империю.

Ясперс воспринял начало Первой мировой войны как великий перелом в западной традиции. Он полагал, что Веймарской республике надо остерегаться нескольких угроз: в политическом плане — коммунизма и фашизма; в социальном плане — массового потребления, которое сделали возможным технология и машинное производство; и в духовном плане — предвзятых представлений о человеке, проповедуемых марксизмом, психоанализом и расовой теорией. 

В период диктатуры Гитлера его жизнь и работа оказались в опасности. В 1937 г. его вынудили уйти в отставку. В 1938 г. была запрещена публикация его трудов. Вступление американских войск в Гейдельберг 1 апреля 1945 г. спасло его самого и его жену-еврейку от депортации в концентрационный лагерь. 

[В своих научных трудах] Ясперс поднял вопрос о смысле и роли образования. Он затрагивает решающее измерение образования, когда определяет его как «помощь индивидууму в обретении себя согласно духу свободы, а не наподобие дрессированного животного». […] Однако интеллектуальная дисциплина остается обязательной. Необходимо постоянно упражняться, чтобы «великий смысл стал понятен и был успешно реализован». Ясперс предпринимает трезвую попытку определить потенциал и пределы образования. Он рассматривает веру в человека и в то, что человек способен обрести себя благодаря личному дерзанию, в качестве одного из фундаментальных условий. Он считает, что отважное стремление образовывать других и себя оправдано тем фактом, что человек никогда полностью не обусловлен наследственностью или средой. Напротив, он обладает огромным скрытым потенциалом, который можно выявить лишь при помощи экспериментирования, упорного труда и твёрдой решимости.

Образование и традиция

Ясперс был убежден в том, что человек может стать собой, только приобщившись к тем традициям, которые на Западе нашли своё классическое выражение в Библии и античности. Погружение в традицию какого-либо конкретного народа может быть плодотворным только при условии занятия открытой позиции в отношении других основных традиций человечества. Ясперс считает, что человек подвергает себя риску, когда ограничивает традицию теми вопросами, которые ценны для поддержания существования или имеют некоторое практическое техническое значение, либо наоборот — радикально разрывает с традицией, чтобы построить свою жизнь на новом целиком и полностью спланированном основании. В этой опасной ситуации встаёт вопрос об исторической памяти, которую одинаково притягивают к себе полюсы преемственности и изменения. 

В 1945 г. в своём предисловии к журналу «Die Wandlung» Ясперс предупреждал: «То, что и как мы помним, а также те аспекты памяти, которым мы позволяем проявиться, помогут определить, что с нами стало». Для самого Ясперса экзистенциальное вхождение в традицию произошло благодаря личному знакомству с Максом Вебером, в результате которого он пришёл к пониманию фундаментальной роли прошлого и его функции в образовании. «Образование путём изучения жизни великих людей имеет целью дать возможность собственному существованию индивидуума быть заново открытым в них, дать ему шанс сбыться через них, пока человек, достигнув подлинности и самобытности, не достигнет объективности и не начнет принимать решения, не избегая гипотетической идентификации с другим человеком». Ясперс часто находил подтверждение следующей максиме: «Видящий величие сам желает стать великим». Ясперс полагал, что ассимиляция немецкой истории является одной из насущнейших задач, которая требует, помимо прочего, «верности фактам и обсуждения ближайшего прошлого». При этом самое важное — отказаться от «того способа мышления, который сделал возможным приход к власти Гитлера», что опять стало чрезвычайно актуальным на фоне вспышек насилия со стороны правых экстремистов в объединённой Германии.

Образование и государство

Описывая свою жизнь, Ясперс признавался, что не любит Государство, но не знает, чем бы его можно было заменить, кроме «юношеского безрассудства». Он вернулся к проблеме Государства, когда понял, что Веймарской республике угрожают опасности фашизма и коммунизма. В 1931 он поддерживал Государство, которое обеспечило определённую форму всеобщего порядка благодаря своей власти. Он описал две возможные крайние установки Государства в отношении образования. «Либо оно предоставляет образованию свободу [...], либо Государство берет образование под свой контроль и спокойно или насильственно придает ему такую форму, которая диктуется его собственными целями». 

В первом случае Государство правит, «не соблюдая преемственности в своей политике, проводящейся представителями действующих партий». Разнообразие учебных планов и экспериментальных программ может привести к полной раздробленности. Там, где происходят постоянные изменения, преемственность невозможна. Великие истины и знания, которые могли бы оказать незабываемое воздействие на жизнь молодёжи, утаиваются от нее. 

Во втором случае образование унифицируется так, что всякая интеллектуальная свобода парализуется. «Базовые установки становятся предметами веры и вдалбливаются ученикам, усваивающим знания и навыки, в качестве манеры чувствовать и выносить оценочные суждения». Хотя между большевизмом и фашизмом много различий, общее между ними то, что они сортируют людей по определенным категориям. Ясперс не скрывает того, что политика предполагает «применение насилия», но он подчеркивает сущностную связь между политикой и свободой, утверждая, что нравственно обоснованное право становится реальностью только тогда, когда оно навязывается силой. Он призывает к разработке новой политической системы, руководствующейся моральными принципами, справедливостью и разумом, должными развиться и воплотиться в индивидууме, которому они могут быть предположительно присущи, чтобы он мог стать успешным в сообществе, состоящем из индивидуумов. 

[...] При этом Ясперс отказывается идеализировать или, напротив, обвинять людей. Он полагает, что любой человек независим, но для обретения независимости он должен заниматься самообразованием. Люди становятся готовыми к демократии тогда, когда начинают вести активную политическую деятельность и принимать на себя ответственность за решение конкретных проблем. Для Ясперса очевидно, что демократия требует всеобщего образования. «Демократия, свобода и разум зависят от образования. Только благодаря подобному образованию можно сохранить историческое наполнение нашего существования и развернуть его как порождающую силу, поддерживающую нашу жизнь в новой мировой ситуации». 
«Идея «Всеохватывающего»

Определив уникальность философии Ясперса, организовав его мысли по поводу образования в виде открытой системы, мы попытаемся теперь представить центральное философское понятие «всеохватывающего» и прояснить его значение для образования.

[…] Ясперс использует для описания «всеохватывающего» образ невидимого горизонта, из которого возникают всё новые горизонты, но который сам непосредственно не воспринимаем. Ясперс различает этот феномен «всеохватываемости» мира и трансцендентальную сущность, в частности человеческие феномены, среди которых он выделяет бытие, чистое сознание, разум и возможное существование. 

[…] Понятие «всеохватывающего» особенно плодотворно, когда оно применяется к человеку с целью оценить значимость этой категории для понимания и для образовательного процесса; в конце концов, понимание образования неразрывно связано с пониманием человека, чью исчерпывающую и истинную человечность следует развивать, воспитывать, взращивать и созидать в образовании. Понимание человека представляет собой систему отсчёта, в пределах которой становятся возможными, необходимыми, осмысленными и ясными суждения об образовании. 

[…] Верховной задачей образования является помощь человеку в достижении его самости. Остальные цели образования должны обязательно находить своё место в пределах этой задачи. В свете такой наивысшей цели становится понятной необходимость индивидуальных «фаз», связанных друг с другом, но строящихся по своим законам. 

Если человек понимается как бытие, образование состоит в обеспечении и поддержке растущей жизни, которая должна быть развита, усилена и доведена до зрелости. Образование стремится объединить физическую силу и умственное здоровье. При помощи соревнования оно увеличивает жизненную энергию, поощряет индивидуума достигать всё более высокого уровня исполнения, учит наслаждаться эстетическим и сохраняет в неприкосновенности естественное удовольствие от жизни. Оно заботится о слабой и угрожаемой жизни, избавляет от недугов. 

Но образование не исчерпывается сохранением, усилением и обереганием жизненной силы как таковой. Образование — больше, чем просто биологическое выращивание. Поскольку человек как существо всегда живёт среди других существ, образование включает процесс интеграции в формы и структуры, группы и институты общества. Индивидуальность развивается лишь благодаря интеграции в социальную структуру. Образование знакомит с формами социального взаимодействия, моралью и обычаями, правилами и законами. Оно связывает воедино способность адаптироваться и мужество сопротивляться. 

Образование стремится оберегать каждого гражданина, занимающегося профессиональной деятельностью и политикой, но оно не исчерпывается ознакомлением с формами публичного поведения, достижением профессиональной компетенции и приобретением умения разбираться в политике. 

Образование выходит за рамки интеграции в общество. Если человек понимается как чистое сознание, образование означает приведение его к ясным восприятиям, передачу полезных знаний, обучение жизненному рассуждению и подготовку его к участию в цивилизованном диалоге с окружающими. Оно формирует образ мыслей, который помогает концептуально овладевать миром во всех его проявлениях. Оно воспитывает выдержанность речи, четко аргументированное мышление, точность суждений и проницательность заключений. 

Образование способствует критическому мышлению, умело и надёжно применяя методы управления объективным действием. Оно обостряет способность различать и создает потенциал для объективности, которая не исключает личной заинтересованности. Однако образование — больше, чем развитие способности рационально поступать. Обращаясь к уму человека, образование побуждает его ассимилировать продукты и ценности, созданные, сохранённые и переданные человеческим духом. Оно дает новую жизнь традиции, представляет её содержания и осовременивает их. Оно не даёт человеку опуститься до уровня простого бытия и понимания, лишённого связной этики, и позволяет ему принять участие во всеохватывающей духовной жизни, которая оберегает его существование и может быть направляемой и постигаться посредством идей. Оно борется за понимание и пытается выявлять скрытые смыслы на основе чёткого понимания того, что индивидуум сам должен прийти к осознанию реальности духа, чтобы сохранить достоинство и красоту. Оно ограничивается открытием доступа к источникам и облегчением пути к индивидуальному восприятию оригинальных содержаний. 

Такого рода образование преодолевает узость чистого сознания и ведёт к широкому и открытому горизонту. Оно учит нас видеть частное как элемент относительного целого; оно поощряет нас всё время смотреть дальше всех составных частей, обнаруживая лежащее за ними единство. Оно стремится помочь человеку почувствовать себя своим в космосе духа, который постоянно ищет нового совершенства в более изящной форме. Образование в этой области означает наставление в той духовной жизни, которая включается в традицию с целью создания настоящей культуры, всегда настроенной на понимание, открытой для всего и выражающей себя в своих творениях и формах. 

[…] Образование как помощь в становлении собой играет роль незаменимого спутника в дороге; оно находит выражение в условиях непрямой коммуникации, когда партнёра призывают и поощряют принимать свои собственные решения в духе свободы и ответственности. Образование как ориентир на пути к самости неотделимо от педагога, который вновь отваживается стать собой, быть собой и оставаться собой, невзирая ни на какие нивелирующие тенденции и принуждения со стороны системы. Педагог принимает решение вступить в коммуникацию, через которую он остается связанным с образовывающимся, даже в том случае, если между ними возникает конфликт. Он пробуждает чувство ответственности, принимая свою ответственность. Он демонстрирует мужество достигать и утверждать истинную свободу, смело принимая собственную свободу, которая не подчиняется соблазну произвольного действия. 

Эта взаимность испытывается и даруется при посвящении себя образовывающемуся человеку. Очевидно, что здесь не место любым формам прямого вмешательства и тотальных планов. Чрезмерное усердие в попытке приведения индивидуума в «рабочее состояние» наталкивается на недоступность существования, которое переживается по природе своей как некий дар. 

Образование не приводит индивидуума к существованию, оно способно лишь создавать и поддерживать условия, необходимые для его приобретения. Одним таким условием может быть укрепление молодого человека в его изначальном желании приобретать знания, который понимает смысл безуспешности человеческого познания и осознаёт потребность стать собой через восприятие противоречивой структуры мира, продолжая предпринимать бесконечные попытки для достижения этой цели. Образование, обучающее достижению существования, не может означать сокрытие возможностей становления себя, утрату дороги к существованию, пренебрежение потребностью человека в достижении своей высочайшей цели по причине культа сообразительности и тренированности. 

[…] Тот факт, что каждая грань образования приобретает особое значение на определённых стадиях роста и зрелости, подтверждается личными наблюдениями. Главное — всегда делать так, чтобы индивидуальные старания не потеряли ориентации на существование. Любые попытки интерпретации скрывают неудовлетворённость, которая нуждается в выходе и которая получает его, делая существование возможным. Лишь существование дает то единство, которое позволяет образованию достичь своей наивысшей цели. 

[…] Понятие «всеохватывающего» абсолютно необходимо, если мы хотим, чтобы беспредельная широта и дифференцированность образования были сосредоточены на чём-то индивидуальном, распространялись и использовались в качестве, если упрощать, рекомендованного рецепта. Однако если образование станет не более чем простым обучением умению выживать, концептуальным приспособлением к нашему современному обществу, условно-рефлекторной модификацией поведения, программой поддержания интеллектуальной формы, пропагандой идеологических доктрин, безучастным воспроизведением традиции либо насаждением религиозных учений среди молодых людей, то это не принесёт ничего, кроме вреда. Искушению односторонних теорий можно и нужно противостоять, если необходимо, чтобы теория и практика образования руководствовались понятием «всеохватывающего». Такова задача, окончательное решение которой никогда не будет найдено.