«Базовый элемент», на пятёрку»

Виктория Петрова, Заместитель генерального директора по региональной работе группы «Базовый Элемент»

Викторию Петрову нередко называют одним из самых суровых критиков системы профессионального образования в России. Возможно, ее оценки не обрадуют представителей академических кругов, но это взгляд на систему высшего образования со стороны заказчика. Виктория Петрова в течение нескольких лет курировала кадровую политику в одном из крупнейших российских холдингов и является создателем современной системы работы с персоналом в группе «Базовый Элемент», на 100 предприятиях которой в 21 стране мира работают свыше 250 тысяч сотрудников.

– Виктория Александровна, казалось бы, популярность темы инноваций в конце «нулевых» должна привести к росту приема в инженерные вузы, как это было во времена вступления СССР в эпоху научно-технической революции. Но тем не менее абитуриенты в основном видят себя экономистами, управленцами, пиарщиками…

– Научной революцией сейчас во многом руководят транснациональные компании, согласовывая ее развитие с тенденциями развития мировой экономики. Да и в советские годы тоже не все просто было. Вы же помните, что, как ни странно, одним из политических шагов советского государства стал переход на всеобщее среднее образование, и уже в середине 1970-х годов почти у 90% молодежи было полное среднее образование, при этом только четверть из них могла поступить в вузы. Но и эта четверть потом породила серьезные проблемы социально-профессионального плана. Ведь через некоторое время выпускники институтов, стремившиеся работать в энергетике, авиации и других высокотехнологичных отраслях, столкнулись с трудностями профессиональной ориентации – хотя бы в связи с тем, что многие отрасли промышленности, даже вполне по тем временам развитые, вовсе не были готовы предоставить необходимый объем квалифицированного труда. Престижность инженерного труда во многих отраслях значительно упала, а от самого слова «инженер» стало отдавать чем-то вроде «неудачника», что перекатилось потом и в 1990-е. А средние школы зачастую не могли обеспечить должный уровень преподавания тем, кто стремился-таки попасть в абитуриентскую элиту, поэтому наряду с усвоением определенной базовой суммы знаний от амбициозных выпускников средней школы требовалось умение самостоятельно приобретать и пополнять знания, самостоятельно мыслить.

– Многие спецшколы физико-математической направленности успешно создавались при Московском, Ленинградском, Киевском, Новосибирском университетах, позже похожие школы появились и при других вузах России. То есть шло развитие, пусть и не бурное, в сторону элитарности образования. Направление, которое сейчас наши власти, кажется, хотят лишить всяческой официальной поддержки.

– Мне категорически не нравится термин «элитарность образования» в данном контексте. Когда говорят об элитарности, возникает ощущение, что кто-то где-то для своих отпрысков создает особый заповедник, где можно, ничего не делая, жить припеваючи. Спецшколы как раз не дают возможности расслабиться. Программы спецшкол рассчитаны на умных и упорных. Поступить туда может не каждый, учиться там сложно, знать и уметь больше, чем другие, выигрывать олимпиады, российские и международные конкурсы дано далеко не всем. Существуют школы для музыкально и математически одаренных детей, биологические и химические классы, наша «Школа инженерной культуры» и тому подобное. Я считаю, что их нужно поддерживать. Если на ранней стадии выявить и поддержать талант, заинтересовать его участием в реальном взрослом деле, можно будет привлечь таких ребят в науку, технику, производство. Мы, работодатели, ежедневно сталкиваемся с проблемой нехватки умных, упорных, знающих. Именно такие ребята поступают в спецшколы и успешно там учатся.

Важно найти свое место в жизни, найти свое призвание. Помочь ребенку, молодому человеку почувствовать свои сильные стороны, увидеть способности, уникальную задачу, которая предназначена ему мирозданием, – это очень важно. И эти сильные стороны нужно развивать, работать над ними надо! Бессмысленно обучать в одном классе того, кто складывает с трудом, и ребенка, который решает задачи из курса алгебры и высшей геометрии. Это ясно видно в спорте – бежит или не бежит, плывет или не плывет. Нужно взять на вооружение уже созданные в нашей стране методики по раннему выявлению способностей и склонностей и развивать у детей и молодых те преимущества, которые им дала природа. По статистике, 4% людей рождаются талантливыми. Это целых шесть миллионов, которым необходима система государственной поддержки.

– Когда вы говорите о способных людях, включаете ли в их число тех, кто одарен как предприниматель? Мне приходилось встречать немало людей, которые имели довольно слабый академический бэкграунд, но несли в себе какую-то огромную созидательную пассионарность.

– В предпринимательстве пассионарность и хватка, безусловно, должны быть. При этом все успешные предприниматели, с которыми я знакома, имеют очень высокий интеллект – отнюдь не средний, а именно высокий. У них очень хорошее образование, и, главное, они не теряют способности обучаться в течение всей жизни. Каждый из них постоянно совершенствует свои знания и навыки, причем не формальными методами, перескакивая из вуза в вуз. Они учатся на практике, много читают и размышляют, получают знания от экспертов, развивают свой кругозор, реализуя новые виды деятельности. Наряду с этим для их успеха важны предпринимательское чутье и предвидение. Внутреннее знание, «где деньги лежат». У многих это понимание отсутствует, а есть люди, которые в любом процессе безошибочно увидят, как заработать. Чаще всего этот дар врожденный, иногда приобретенный в жизненных университетах, в которых не давали дипломов.

Вернемся к проблеме одаренных детей. В последнее время очень настораживают рассуждения о том, что нужно некое усредненное образование, которое будто бы упростит доступ детям к образованию вообще. Но за последние годы никакого облегчения доступа к приличному образованию не заметно. Реализуется явно обратное – образование становится платным, отсекая тех, кто не может заплатить, при этом его качество не гарантировано.

– Почему вы занимаете такую жесткую позицию относительно современных выпускников вузов?

– Мне приходится принимать, так сказать, «продукты» высшего и среднего специального образования на работу. Если коротко, «продукт» этот использовать никак нельзя. Я вижу, что выпускников учебных заведений любых ступеней, независимо от того, какие деньги за это образование заплачены, нельзя сразу к делу приставить.

Вы, наверно, знаете, что в странах Западной Европы еще на уровне школы преподаватели решают, куда дальше пойдет ребенок. Так в Австрии, например, педагогический консилиум предлагает ученику идти, к примеру, в среднее специальное учебное заведение, где из него сделают отличного мастера, столяра, токаря, пекаря. А другому ребенку рекомендуют закончить бакалавриат и со временем стать хорошим учителем. Третьему нужно закончить и магистратуру, и PhD, потому что он – будущий физик, которому предстоит работать в исследовательском центре.

– То есть такие «направляющие» системы работают?

– Здесь, конечно, очень важно не ошибиться, дать каждому ребенку возможность развивать свои сильные стороны максимально подходящим для него способом. Это отнюдь не значит, что каждый молодой человек должен получить высшее образование, что стало сейчас уже общепринятой моделью, обязательной ступенью для многих, похоже, потому, что слабая школьная подготовка требует еще доучивания. Можно в вузе. Дома и в вузе многим из них втолковывают, что они дипломированные специалисты, следовательно, должны сидеть в белой рубашке в офисе за компьютером, и другое не предлагать. Это абсурд, при плохом среднем качестве вузовского обучения мы видим огромное количество выпускников, не приспособленных ни к какой умственной или физической работе. Они ленивы, не заинтересованы, не обладают никакими ценными знаниями, легко и непринужденно угробят любое порученное дело.

Правда, большинство из них можно адаптировать к квалифицированному труду, и наши трудовые коллективы, в общем, с этим справляются. Но почти каждый такой «специалист», не понимающий своего места в жизни, своих способностей и склонностей, не подготовлен еще и к социальной, жизненной ответственности, к тому, что после долгого и дорогостоящего переобучения – а сейчас работодатели тратят на переучивание и подготовку своих сотрудников больше денег, чем государство тратит на все высшее образование в целом, – он и сам должен приносить пользу обществу, предприятию, своему коллективу, семье, а он категорически не научен даже думать об окружающих. В лучшем случае будет делать что-то для себя.

– Почему так происходит?

– Потому что их абсолютно неправильно подготовили. Я даже не говорю, сколько ненужных часов насчитали им по теории электродинамики или электролиза, к примеру, а сколько конкретных, полезных для производства уроков и практических занятий недосчитали. Это как раз не только проблемы вузовской подготовки, но и всего нашего отношения к своей карьере, собственному развитию, карьере наших детей. Это и проблема мировоззрения, воспитания. У многих моих знакомых в этом году дети поступают в вузы. Родители, естественно, звонят и спрашивают совета: куда? Вопрос жизни и смерти: что выбрать – Академию народного хозяйства или Академию внешней торговли? Но никто из родителей не мыслит конечными категориями, а кем в итоге хочет стать их ребенок, к чему он стремится, к чему у него способности? Какие профессиональные навыки и знания он получит, где станет их применять? Таких вопросов себе никто не задает.

Кроме того, современная молодежь ничего не знает о современных профессиях. И неоткуда узнать, какие профессии бывают, для чего они нужны, что люди делают, занимаясь той или иной деятельностью, что нужно знать и уметь, и сколько, в конце концов, можно зарабатывать. У нас нет ни одной популярной телевизионной или радиопрограммы, есть только отдельные отраслевые передачи, рассчитанные на крайне узкую аудиторию. Сейчас в основном превалируют дурацкие мифы. Что, к примеру, завод – это грязно, уныло, работа за копейки. Между городом и заводом – огромная стена, что происходит за ней, горожанам неизвестно

– Заводы разные бывают…

– Во-первых, они бывают разные, причем, и у нас, и за рубежом. Мне просто повезло: многие мои деловые поездки были связаны с посещением различных производственных предприятий. Так вот, завод, который мне понравился меньше всего, я видела в Швеции. Грязный, запущенный, оборудование скомпоновано не оптимально, люди бродят без дела… А приезжайте, к примеру, к нам на ГАЗ и посмотрите, что такое сегодня современное автосборочное предприятие.

ГАЗ – пионер в России во внедрении философии «бережливого производства». Это американская интерпретация японской производственной системы концерна Toyota. Эту систему еще в 2003 году на своих предприятиях в России начал внедрять Олег Владимирович Дерипаска. И теперь рабочий не должен бегать в поисках инструмента или простаивать в ожидании поступления какой-нибудь запчасти. Все должно быть под рукой, чтобы лишний раз не наклоняться, не делать даже лишнего шага. Это же касается и роботов – технологи ищут и находят точные траектории рабочих частей механизмов. Добились того, что 90–95% времени они не стоят в неподвижном ожидании очередной операции, а выполняют работу. Зрелище завораживающее – сразу несколько вооруженных сварочными аппаратами манипуляторов с непостижимой быстротой набрасываются на детали, из которых получается агрегат нового автомобиля.

– Если говорить о «недоготовленных» специалистах, то, насколько известно, вы в «Базэле» сумели разработать целую программу профессиональной подготовки и технических, и управляющих кадров, в том числе в рамках строящейся в группе производственной системы.

– Да, мы разрабатываем такую программу в рамках производственной системы, которая просто исключает непрофессионализм специалиста. Стремимся устранить все, что не добавляет ценности для потребителя. На всех предприятиях «Базэла» мы смогли реализовать программу кадрового резерва, которая позволяет нам закрывать многие вакансии высшего и среднего звена внутренними кандидатами. При этом мы рассматриваем эту программу не только в традиционном смысле подготовки преемников на более высокие позиции. У нее куда более широкая социальная роль: осмысленно работая с резервистами, мы формируем еще и определенный социум — широкий круг профессионалов, имеющих активную жизненную позицию и схожие корпоративные ценности, понимающих, к чему нужно стремиться, и подтягивающих в свой круг новичков. Неоценимый помощник в таких делах – создаваемая и совершенствующаяся внутри группы производственная система, о которой вы упомянули, одна из содержательных частей которой – научиться всем коллективом видеть проблему, вместе рассуждать, привлекать опыт специалистов, вместе развивать свою компанию, обустраивать свои рабочие места, чтобы они были более эффективными.

– Как по-вашему, работодатели должны влиять на систему образования? Открывать базовые кафедры в университетах, участвовать в разработке учебных программ, финансировать обучение продвинутых студентов?

– Естественно, все эти формы присутствуют в том или ином виде во взаимоотношениях «Базэла» с вузами. Так, мы начинаем открывать свои базовые кафедры, для нас это относительно новая область деятельности.

– Где, например?

– Например, кафедра «Производственная система в машиностроении» на базе Нижегородского государственного технического университета (НГТУ) им. Р. Е. Алексеева. Соглашение о ее создании было подписано между НГТУ и «Группой ГАЗ» еще в ноябре 2011 года. Это первая в России кафедра по производственной системе, открытая промышленной компанией на базе высшего учебного заведения. Первые занятия были проведены для студентов второго курса НГТУ, обучающихся по специальностям «управление качеством», «технология машиностроения», «импульсные машины». В дальнейшем студенты второго курса смогли выбрать новые кафедры в качестве базовой, а с нового учебного года дисциплина «Бережливое производство» будет включена в расписание занятий второго, четвертого и пятого курсов. Студенты будут проходить практику на производственных площадках Горьковского автозавода. Мы хотим, чтобы на этой кафедре велись прикладные исследования с конкретно поставленными задачами. В то же время стоит задача подготовки на кафедре не только студентов, но и аспирантов, и докторантов – сейчас по данному направлению просто не существует научных работников.

– Я читал, что вы много работаете с Высшей школой бизнеса МГУ и уже совместно выпустили довольно много менеджеров и очень известных управленцев.

– Этой истории уже больше 15 лет. Мы стали сотрудничать, как только поняли, что российский бизнес столкнулся с проблемой нехватки высококвалифицированных управленцев. Высшая школа бизнеса МГУ – надежный партнер Группы «Базовый Элемент» в сфере обучения персонала и оказания консультационных услуг еще с 1997 года. На базе этой школы при моем участии несколько лет назад была создана первая в стране программа МВА – «Производственные системы». Выпускники этой программы успешно работают на многих наших предприятиях. Кроме того, у нас с другими институтами – а таких вузов больше 100 в России – традиционно подписываются соглашения о сотрудничестве, которые предполагают, что на университетских кафедрах мы обучаем студентов по интересующим нас специальностям. Мы разрабатываем и внедряем дополнительные спецкурсы, приводим преподавателей. Студенты проходят у нас практику, но никаких обязательств по дальнейшему трудоустройству ни у «Базового Элемента», ни у студентов нет. Так делается специально, потому что иначе мы не научимся быть интересными для выпускников вузов. Если у студента будут обязательства, значит он будет приходить к нам «автоматически» или, наоборот, постарается всеми возможными способами «соскочить», чтобы не исполнять свои трудовые «повинности» конкретно у нас. А нам надо, чтобы выпускники сами к нам стремились.

У нас огромное количество программ с вузами и иными учебными заведениями. К примеру, в 2012 году только на практике у нас побывало 7 500 студентов. Еще раз подчеркну, что наши практики – это не профанация. Ребятами занимаются, их выводят непосредственно на производственные площадки, учат сугубо практическим вещам. В этом году у нас на строительстве олимпийских объектов в Сочи, например, работали два стройотряда – студенты строительных специальностей вузов, для которых это профильная работа.

– Как отличается по подготовке выпускник западного университета от нашего выпускника? И если брать, например, не рейтинг вузов, а рейтинг востребованности работодателями, попадаем ли мы в какие-то приличные «табели о рангах» или нет?

– Я не очень понимаю, по каким критериям строятся рейтинги, но думаю, что наши вузы традиционно занимают какие-то последние-предпоследние места. Главная причина этого – наша образовательная система сформирована таким образом, что в вузах практически не ведутся исследования. Наши вузы – это учебные учреждения. Исследованиями в России занимаются в основном в научно-исследовательских институтах, которые являются отдельными структурами, где, за редким исключением, обучением студентов практически не занимаются, а готовят лишь аспирантов и докторантов, а также готовят научные труды. Вузы при этом занимаются именно подготовкой специалистов. Большинство западных университетов, которые известны мне (например, я училась в Мичиганском университете), фокусируются вокруг исследований. Мичиганский университет занимает одно из первых мест в мире по количеству исследований, научных изысканий, которые они делают, причем по заказу в основном крупных корпораций и государства. Поэтому если критерии построены таким образом, что мы оцениваем и педагогическую деятельность, и науку, наши университеты по научно-исследовательской деятельности, наверное, получают традиционный ноль. Но это не значит, что у нас нет научно-исследовательской деятельности, и это не значит, что нам надо срочно менять свою систему, подгонять ее под то, что существует, например, в США.

– Есть стойкое ощущение, что в России планируют скопировать англосаксонскую модель. Как вы к этому относитесь?

– Сейчас ведется большая дискуссия на тему: что произойдет, если российские вузы начнут слишком много внимания уделять исследовательскому блоку, как это делают американские университеты. Если это коснется в первую очередь преподавателей, то будет нанесен ущерб собственно образовательному процессу, особенно если исследовательская работа начнет становиться самоцелью. Дело в том, что занятость профессорско-преподавательского состава в вузах сейчас «заточена» на преподавание. Увеличение научно-исследовательской части может произойти в ущерб образовательной части.

В «раскрученных» западных университетах это не так, потому что там совместная научно-преподавательская деятельность, да еще выходящая на бизнес и получающая заказы государства, выстраивалась и компоновалась десятилетиями. Люди научились параллельно заниматься и обучением, и экспериментами, и научными исследованиями. Другое дело – насколько обязательно эти исследования проводить на базе одного учреждения в рамках объединяемых университетов, как это сейчас предлагается у нас. Или их по-прежнему можно продолжать на базе нескольких институтов, используя те же создаваемые лаборатории общего пользования? Это вопрос.

Считаю, что однозначного ответа на него не может быть по одной простой причине. Для кого-то привычнее и эффективнее работать в одном конкретном учреждении, а другой предпочтет коллективную работу в разных специализированных структурах. Но если говорить об образовании, о получении первой профессии, то, безусловно, высшие учебные заведения в России должны сконцентрироваться на том, чтобы предоставлять качественное образование, потому что государство предлагает им такой заказ, формируя его каждый год. И государство ожидает, что этот заказ будет качественно отработан, а мы – работодатели – должны получить специалистов, способных мыслить, работать с заданным качеством, нести ответственность за коллектив и результаты своего труда. Сейчас это не так. Студенты с вышеупомянутыми компетенциями единичны, мы с удовольствием их берем на работу непосредственно после вуза. Уже во время практики на наших производствах такие ребята делают для нас обычно какие-то проекты улучшений. Например, ежегодно в Каменске-Уральском мы проводим конкурс студенческих работ, во время которого по итогам своих практик студенты предлагают проекты, жюри оценивает их, а лучшие участники получают награды. Сейчас мы начинаем на базе таких работ создавать школу инженерной культуры – программу обучения в средней школе, которая позволит выявить у детей способности к инженерному труду, конструированию и моделированию. Она будет связана с системой среднего специального и высшего образования. Туда мы отбираем ребят, склонных к научно-техническому творчеству, технике, технологиям, и рассчитываем дать им – уже на уровне школьного образования – гораздо больше знаний для работы именно в этой сфере.

– Как бы вы сформулировали задачи отечественной вузовской системы?

– Здесь мы снова возвращаемся к теме сравнения наших университетов с западными. Между ними есть различия, поэтому я повторюсь. Российская вузовская система нужна прежде всего для того, чтобы готовить специалистов, причем самой высокой квалификации, для определенных видов управленческой, научной и исследовательской деятельности. Еще раз отмечу, для большинства профессий вполне достаточно крепкого, содержательного среднего образования – при условии, что речь идет о подготовке выпускников с четкими, определенными, отработанными знаниями и навыками.

Искренне полагаю, что сейчас просто невозможно дать студенту всю информацию, накопленную человечеством по каждому предмету. Она гораздо обширнее, чем можно усвоить в течение 5–6 лет обучения, и ее больше, чем потребуется в ходе профессиональной деятельности. Тем более что часть ее безнадежно устареет к моменту получения диплома. Поэтому для меня как работодателя гораздо важнее способность вузов давать структуру предмета и учить студента самостоятельно добывать необходимые знания, структурировать их, сопоставлять и делать выводы, постоянно заниматься самообразованием, саморазвитием. Этому тоже надо учить. Кроме того, в вузах необходима достаточно глубокая проработка знаний на практике, развитие конкретных навыков, которые пригодятся человеку в практической жизни уже с первого дня его работы.

Важный идеологический и воспитательный аспект, который обязательно должен быть присущ университету, – это умение прививать любовь к предмету, к профессии. Это нельзя заменить дистанционным образованием. Я очень большая поборница дистанционного образования и считаю, что технологии XXI века дают нам возможность выровнять уровень образования, уровень предлагаемых знаний. Например, у нас есть курс школьной программы подготовки к ЕГЭ, созданный в рамках нашего проекта «Школа нового поколения», который Олег Владимирович Дерипаска финансирует через свой фонд «Вольное Дело». Курс разрабатывали лучшие педагоги Москвы, он может быть предложен русскоязычным детям в любой стране мира в виде интерактивных программ и курсов. Более 500 школ в России используют эту программу, но есть дети на Украине, в Латвии, Америке, Африке, которым все это может быть предложено сегодня в режиме онлайн. То же верно для любых теоретических знаний. Единственное, дистанционно невозможно привить любовь к предмету – к тому же русскому языку, вы не сможете привить любовь к культуре, развить любознательность, сформировать у такого ребенка русское мировоззрение. Вы не сможете «заразить» его стремлением к постоянному поиску – для этого нужен живой учитель, преподаватель, болеющий за свое дело. Это касается и вузов.

Вторая задача вузов – старая, гумбольдтовская – готовить научных работников, научную элиту, которая будет заниматься отраслевыми прикладными научными исследованиями, то есть открывать то, что непосредственно необходимо действующим технологическим процессам конкретных предприятий.

– Почему сейчас многие выпускники не находят работу, причем не только у нас, но и за границей?

– За границей тотальная стагнация. Там уже около пяти лет большинство выпускников вузов не могут найти первую работу, не могут получить никаких трудовых навыков. У нас не так. В России практически все, кто хочет приобрести трудовые навыки, получает их. Не работают у нас те, кто ленится. Я не знаю ни одного человека, который хотел бы трудиться и не мог бы найти работу. Часто, предлагая людям переехать на работу в другой город, я слышу: не хочу, я здесь привык, создайте то, что я хочу, в пяти минутах ходьбы от моего дома. Такие возможности есть не всегда. А вот тем, кто не боится брать на себя ответственность, готов пахать, не считаясь с личным временем, и преображать жизнь вокруг себя, подвластно все.