«Сила русской школы - в развитии системного мышления»
|
Виктор Анатольевич Кокшаров, ректор Уральского федерального университета им. Б. Н. Ельцина |
Одна из важнейших задач инженерно-технического вуза -- как можно раньше свести студента с его будущим работодателем, считает ректор Уральского федерального университета им. Б. Н. Ельцина Виктор Кокшаров. С ним беседовал Дмитрий Гришанков, генеральный директор рейтингового агентства «Эксперт РА»
Уральский федеральный университет в Екатеринбурге был создан по указу президента России в 2009 году на базе Уральского государственного технического университета — УПИ, в 2011 году в состав УрФУ также вошел Уральский государственный университет имени А. М. Горького.
— Первый вопрос, я считаю, основополагающий: что такое хороший университет для России? Например, выпускников Гарварда я к себе на работу не взял бы. Приходили несколько ребят, но они нам не подошли. Некоторые мои коллеги из транснациональной компании тоже не взяли их на работу. Значит, для российской экономики они не самые лучшие специалисты, следовательно, Гарвард, имеет какой-то изъян с точки зрения российского работодателя. Так что же такое «хороший университет»?
Виктор Кокшаров: Хороший университет – это комплексное понятие. Хорошим является тот университет, который может привлечь талантливых абитуриентов, потому что от этого зависит качество образования. Если придет «серая масса», то из нее ничего не сделаешь. Не обязательно быть талантливым во всем, но нужно, по крайней мере, иметь большое желание учиться, достигать успехов. Люди должны быть мотивированы. Это первое. Если мы сумеем привлечь таких ребят, значит, мы уже частично хороший университет.
Вторая составляющая. Конечно, надо дать студентам качественное образование. Качественное образование – это не только фундаментальные знания, но и весь объем необходимых компетенций, чтобы ребята после выпуска не раздумывали, востребует ли их рынок труда. Они должны знать, куда идут, где именно будут работать, с какой зарплатой, с каким социальным пакетом. За такими подготовленными специалистами на самом деле охотятся компании, особенно компании производственного профиля. Менеджеры компаний в отчаянии, у них нет достаточного количества подготовленных специалистов. Руководители предприятий приходят к нам и пытаются убеждать ребят. Нужно построить процесс образования так, чтобы на выходе получить полностью подготовленного специалиста, который тут же вольется в производственную и иную деятельность компании или организации. Он займет там достойное место благодаря своим способностям, возможностям и той базе, которую мы заложили.
Третья обязательная составляющая. Хороший университет не может существовать вне научной деятельности. В хорошем университете наука является частью образовательного процесса, его студенты вовлечены в научную работу. Пусть это будет прикладная наука, как у инженеров, или фундаментальная наука. Благодаря научной деятельности мы расширяем горизонты для самого студента, не говоря о том, что преподаватели чувствуют свою востребованность и могут полностью себя реализовать.
Четвертая составляющая – это возможность для студентов не только обучаться, не только получать какие-то практические производственные навыки, но и раскрыть их любые творческие инициативы, таланты. Творчество может быть в сфере предпринимательства, в области культуры, искусства или спорта. Человек должен иметь возможность себя проявить. Если университет не создает такие возможности, значит, это уже не очень хороший университет.
— Пожалуйста, раскройте эти тезисы более подробно, потому что они не очевидны. Тезисы «должен получить хорошее обучение», «стать готовым специалистом», «востребованность», мягко говоря, спорны. Поясню, почему. Академик Крылов – кораблестроитель – в свое время написал несколько статей по вопросам обучения. Он сравнивал немецкого инженера, который в течение последних 2 лет обучения готовит диплом, выполняет чертеж судна, и российского, которого после выпуска надо еще доучивать. Академик Крылов пришел к выводу, что доучивать не надо. Все равно каждая компания его «обламывает» под свои стандарты. Это первое соображение.
Второе соображение. Когда я оканчивал институт, все самолеты были засекречены, и нас обучали на примере самолетов периода корейской войны. Потом мы стали работать. Нам дали базовые знания, т.е. нас научили учиться, и дали базовую систему ценностей. Современные разработки каждый осваивает в течение года на рабочем месте.
В.К.: Безусловно, на рабочем месте выпускник получает дополнительные профессиональные навыки, но база должна быть заложена. Худшие последствия будут тогда, когда выпускник придет на предприятие, и позже поймет, что у него к этой работе не лежит душа. Он должен понять это раньше. Как раз для этого значительную часть профессиональных навыков ему все-таки следует приобрести в процессе обучения.
Важно, как мы организуем связь непосредственно с работодателями, с теми предприятиями, где должен будет работать выпускник. Для чего и должна существовать система прикладного бакалавриата, практико-ориентированного или производственно-технологического бакалавриата (есть разные называния). При такой форме обучения, например, значительная часть часов отводится именно на формирование практических навыков. Кроме того, в течение 4 лет обучения студенты получают еще и рабочие профессии. Студенты направляются предприятием, они работают на предприятии, делают курсовые и дипломные работы для предприятия. Впоследствии ему не нужно доучивать выпускников. Ведь многие работодатели в отчаянии. Они говорят: «Мы тратим большие деньги на то, чтобы доучить молодого специалиста».
— По сути дела, вы распределяете студентов еще на ранней стадии.
В.К.: Студент сам распределяется. Он идет по заказу предприятия, или предприятие его утверждает. Это происходит на ранней стадии. Студент должен быть мотивирован на ранней стадии, потому что потом может наступить разочарование, и в результате будут впустую потрачены огромные государственные средства и усилия людей, которые с ним занимались. Лучше пусть студент как можно раньше поймет, что специальность ему не подходит. Пусть он хотя бы на первом-втором курсе поймет, что это не его. В этом случае у него будет больше возможностей для маневра. Я считаю, что элементы практико-ориентированного обучения надо включать на первых курсах, потому что доучивать потом дорого и не очень эффективно.
— Поговорим о науке. Наукой будет заниматься меньшая часть выпускников. Почему бы в таком случае погружать студентов не в научную работу, а в производственную деятельность?
В.К.: Их надо погружать в науку, связанную с производством для решения определенных технологических задач и проблем, в т.ч. для разработки рационализаторских предложений.
— Но он как консультант, вроде бы все понимает, но руками ничего не трогает.
В.К.: Он работает под руководством преподавателя и специалиста предприятия. Почему это важно? Потому что наука формирует системное мышление. Это одно из основных качеств, которым должен обладать, например, инженер. Если у него не развито системное мышление, он будет ориентирован на одну узкую область, не сможет решить задачи, которые требуют нестандартных подходов. Надо сказать, что сила русской школы, в частности, школы инженерных наук, заключалась в развитии системного мышления. Эти традиции нужно сохранить. Через науку мы это можем сделать. Кроме того, научная деятельность обеспечивает знакомство со всеми техническими новинками, которые есть не только на конкретном предприятии, но и в целом в данной сфере, в данной отрасли. Студент должен быть в курсе новейших тенденций.
— Хорошо. Допустим, у вас есть неограниченные ресурсы, и все происходит мгновенно. Предположим, вы провели все преобразования, какие только можно пожелать. Чем тогда УрФУ будет отличаться от других западных университетов? Можете ли вы назвать такие отличительные черты?
В.К.: Да, он будет отличаться хотя бы тем, что в некотором смысле мы находимся в уникальном месте.
— Но это география.
В.К.: Это не география.
— Один вуз находится в Австралии, другой – на Урале.
В.К.: Когда я говорю об уникальном месторасположении, я имею в виду место, где сосредоточена основная промышленная мощь России. Наша отличительная особенность и преимущество состоит в том, что мы можем поддерживать тесный контакт с промышленными предприятиями, работать на региональную экономику. Она очень мощная и включает большое количество предприятий. В чем проблема соответствующих учебных заведений Москвы и Санкт-Петербурга? Там нет промышленных гигантов, промышленных предприятий, где их выпускники будут работать. Они не доезжают ни до Урала, ни до Сибири и даже до многих предприятий, которые находятся близ Москвы и Санкт-Петербурга. А наши выпускники напрямую работают с предприятиями. Зачастую к нам поступают ребята из тех семей, которые живут в промышленных городах и поселках, они знают эту среду. Я считаю, что этим мы и будем отличаться и от российских, и от зарубежных университетов.
— Хорошо. Особенность – это промышленная база. В таком случае, каких иностранных специалистов вы будете приглашать в рамках интернационализации? Они ведь не работают на уральских заводах.
В.К.: Пусть они дают базовые знания. Понятно, что практическую подготовку будут обеспечивать преимущественно специалисты предприятий и наши ученые, которые лучше знакомы с нашей системой организации производства, с самим производством. При этом базовые знания на уровне международных стандартов и вовлечение в научную деятельность могут обеспечить иностранные преподаватели.
— Что касается российских специалистов, это будут, по вашим ожиданиям, в основном прикладники?
В.К.: Нет, не обязательно. В России очень сильная школа фундаментальных наук. Почему мы должны от этого отказываться? У нас это одно из сильнейших направлений. У нас работает Институт естественных наук, который готовит физиков, химиков, биологов, Институт математики и компьютерных наук, а также целый ряд других. Там работают люди, которые занимаются теоретической физикой, фундаментальными проблемами естествознания и т.п. Безусловно, эти преподаватели всегда будут востребованы.
— Какие из международных университетов вам ближе всего по духу?
В.К.: На первом этапе мы бы хотели в качестве примера взять университет Аалто в Финляндии. Почему? Потому что этот университет тоже большой, он возник путем объединения нескольких университетов, т.е. он повторил наш путь, или мы повторяем его путь. Все сложности объединения он на себе уже испытал. За счет изменения исследовательской политики, за счет умелого подбора штата преподавателей университет добился значительных успехов.
На следующем этапе мы намерены перенимать опыт корейских университетов, которые стоят еще выше в мировой «табели о рангах», например, университет Йонсей. Их отличительной особенностью является как раз тесная связь с предприятиями – с SAMSUNG, LG. В частности, за счет получения ресурсов этих крупных интернациональных компаний университеты успели резко вырваться вперед и в сфере научных исследований, и в сфере практико-ориентированного образования.
Еще одной целью, которая должна быть достигнута к 2020 году, является уровень университета Цинхуа в Китае. Этот вуз пользовался особой поддержкой правительства Китая и создал вокруг себя мощный технопарк, настоящую систему технополисов, к чему мы, собственно и стремимся. У нас есть несколько примеров.
— Цинхуа является показательным примером. Это очень успешный университет, который много добился. У него есть технопарк TusPark. Мы изучили коэффициент отъезда выпускников этого университета из Китая. Он если не максимальный, то, по крайней мере, очень высокий. Такова оборотная сторона медали для этой модели. Очень большое количество ваших выпускников покинет регион и страну.
В.К.: Возможно, это неизбежный процесс. Чем лучше университет учит, тем более востребованы его выпускники на мировом рынке.
— Да, это две стороны одной медали.
В.К.: С другой стороны, это неизбежный процесс, потому что человек свободен в выборе места работы и даже страны проживания (в пределах возможного). Кроме того, даже те люди, которые уезжают за рубеж, все равно будут носителями нашего менталитета, наших знаний и в чем-то – проводниками нашего влияния. Я уверен, что китайские студенты, выпускники Цинхуа, даже в силу признательности своему университету будут все делать для того, чтобы не прекращать с ним связь даже на новом уровне.
— Я согласен с вами. При этом у нас есть одно принципиальное отличие от Цинхуа и от китайцев. У нас население гораздо меньше.
В.К.: Население меньше, но ведь главная задача общества, государства в целом состоит в создании настолько привлекательных условий для работы выпускников, чтобы они не уезжали за рубеж, а оставались работать здесь. На уровне одного университета мы, к сожалению, эту проблему не решим.
— Поговорим о технопарках и прочих подобных образованиях. Какая модель вас устраивает – TusPark или какая-то иная?
В.К.: Во многом именно такая модель. Мы сейчас ведем диалог даже не с местным, а с федеральным правительством в отношении поддержки нашей идеи создания Уральского технополиса на базе университета. Это новый кампус, оснащенный по последнему слову техники, где будут учиться в первую очередь магистранты и аспиранты, т.е. специалисты высшего звена. Рядом планируется технопарк высоких технологий, где действуют малые инновационные предприятия, которые мы создаем. Студенты и преподаватели будут тут же развиваться, и организовывать опытные производства. Немного дальше будет индустриальный парк, где уже можно выходить на крупные промышленные производства, если компании вырастут. Данный подход обеспечит единство трех составляющих – образование, наука, инновации. Оно будет обеспечено, в частности, инфраструктурно.
— Допустим, УрФУ добился каких-то успехов. Я уверен, что это произойдет. Насколько его опыт будет показателен и свободен для копирования другими университетами страны?
В.К.: Практика покажет. Конечно, мы заинтересованы в том, чтобы наш опыт использовали. Мы сами учимся у других университетов. Есть Томский политех, например.
— Вы сказали, что одним из показателей является промышленная база. Она есть не у многих.
В.К.: В меньшем масштабе такие возможности есть и у других университетов, в т.ч. у тех, которые имеют статус национальных исследовательских – Томский политех, Самарский государственный аэрокосмический университет и даже Нижегородский государственный университет. В соответствующих регионах тоже есть очень серьезная промышленная база. Мы намерены учиться друг у друга и взаимодействовать с ними.
— Получается некая российская модель ориентированного на индустрию университета.
В.К.: Не совсем.
— Индустрио-ориентированный университет.
В.К.: Индустрио-ориентированный в части инженерно-технических направлений и естественнонаучных. При этом у нас еще есть мощная гуманитарная составляющая. Некоторые эксперты даже называют УрФУ «гуманитарной Меккой Урала». В чем преимущество нашего университета? Это преимущество может быть и недостатком. Наш университет большой. На Западе это называется «comprehensive», т.е. всеобъемлющие. У нас есть инженерно-технические специальности, экономика и менеджмент, естественные науки, социально-политические науки, гуманитарные науки, искусство. У нас есть все, может быть, за редким исключением. У нас нет медицины, нет юридических наук, хотя к медицине мы «подбираемся» со стороны фундаментальных исследований. Гуманитарную составляющую мы, конечно, не должны игнорировать.
С точки зрения инженерно-технических направлений мы являемся университетом, ориентированным на работодателей. Мы готовим специалистов для них. Надо, чтобы наши ребята действительно сразу вливались в компанию, чтобы они достигали больших успехов на производстве, становились капитанами промышленности и даже миллиардерами, но не за счет экспроприации чужой собственности, а за счет того, что они сами создают какой-то продукт.
С точки зрения гуманитарных направлений мы являемся ориентированным на студента университетом, который работает для общества, выполняет его социальные заказы, сам создает большие социальные проекты и их реализует. Это часть нашей миссии. Наш университет можно сравнить с корпорацией, в которой есть несколько крупных направлений.
— Можно обучаться на стыке нескольких дисциплин, получить смежные специальности.
В.К.: Да. В этом смысле у нас очень удачно объединились классический и технический университет. Появляется много возможностей для создания междисциплинарных программ. Это уже делается и в сфере междисциплинарных исследований, и для объединения крупных научных коллективов.
— Насколько, по вашему мнению, для университета важна территориальная компактность?
В.К.: Это, конечно, очень облегчает жизнь и работу, но это не самый главный фактор. Можно успешно работать даже в условиях распределенной модели.
— Для университета важен командный дух.
В.К.: При компактном расположении укрепляется командный дух. Вот почему мы ратуем за формирование кампуса, по крайней мере, для специалистов высшего звена, т.е. магистрантов, аспирантов. Важен не только командный дух. Специалисты «варятся в этом соку», они взаимодействуют друг с другом, с преподавателями, проводят научные разработки. Создается и взращивается критическая масса. В этом смысле модель кампуса оправдывает себя. Во многих американских и китайских университетах действует такая модель.
— Поговорим о качестве преподавания. Это больной вопрос. Много надежд, зачастую пустых, связывают с ISO 9000 и с некоторыми другими факторами. Вы видите проблему контроля качества преподавания более или менее равномерно по всему университету? Лично это проконтролировать нельзя, формируются личные отношения или складывается система. В чем заключается ваш подход?
В.К.: У нас в университете работает отдел качества обучения. Мы сертифицируем наши образовательные программы и систему управления по международным стандартам (ISO 9000, которую вы назвали) и по ряду российских стандартов. Мы считаем, что это, скорее, инструмент для того чтобы понимать, насколько мы близки если не к идеалу, то, по крайней мере, к общепринятым стандартам и правилам.
— Как вы относитесь к наличию у университетов филиалов?
В.К.: Это очень сложный вопрос. С одной стороны, филиалы не могут, к сожалению, обеспечить должное качество образования, там недостаточно высококвалифицированных преподавателей. С другой стороны, для тех муниципальных образований, где находятся филиалы, они являются важнейшим элементом социальной среды. Они дают возможность получить образование тем людям, которые по каким-то причинам не могут покинуть предприятие, не могут уехать из города. Это определенная социальная миссия. При этом часть филиалов мы все равно будем сокращать. Мы проводим работу по закрытию филиалов, которые не выходят на показатель эффективности. В других филиалах все больше и больше развиваем дистанционные формы обучения.
— В таком случае происходит частичный переход к заочному обучению, дистанционное обучение – его разновидность.
В.К.: Происходит переход к электронной, дистанционной форме обучения.
— По этой причине исключается человеческий фактор.
В.К.: Мы не исключаем его полностью. Для проведения части занятий, консультаций, для приема экзаменов преподаватель выезжает в филиал. Если в филиалах небольшие группы, то совершенно нерационально отправлять туда высококвалифицированного преподавателя. Если же отправить недостаточно квалифицированного преподавателя, снизится качество обучения. Лучше пусть высококвалифицированный специалист из центра прочитает лекции, проведет занятия, а остальную работу сделают его ассистенты.
— Получается, что выпускники филиалов тоже получают диплом УрФУ. Это девальвирует диплом.
В.К.: Как мы поступаем... В ряде филиалов студентов первых двух курсов мы обучаем на месте, а потом переводим в головной университет. Например, по инженерно-техническим направлениям в филиалах нет соответствующей лабораторной базы, но ее там и не создашь. Допустим, нет нужного оборудования.
Выходом из этой ситуации является программа прикладного бакалавриата, о которой я говорил. Мы сейчас активно создаем базовые кафедры на предприятиях. Подписаны соглашения с УГМК, с «Газпром трансгаз Югорск», там и кафедры уже открыты. Теперь студенты значительную часть обучения будут проходить на предприятии. На выпуске получат дипломы прикладного бакалавриата УрФУ. При этом есть следующая стадия – инженерную магистратуру можно пройти только в головном вузе, не говоря уже об аспирантуре. Прикладной бакалавриат можно получить частично и в филиалах на базовых кафедрах с промышленным предприятием.
— Иностранные студенты, которые у вас обучаются, являются выходцами из СНГ и развивающихся стран? Может ли заинтересовать обучение в УрФУ абитуриентов из Восточной Европы?
В.К.: У нас сейчас обучаются представители 36 стран. Конечно, мы не ожидаем массового притока студентов из Западной Европы и даже, наверно, из Восточной Европы. Мы понимаем, что нашу основную целевую аудиторию составляют студенты из Центральной Азии, Северного Китая и Закавказья. Это объясняется схожестью образовательных систем и менталитета. Кроме того, ребят из этих стран стремятся получить более качественное образование, чем на родине, не затратив при этом огромные деньги, которые нужны для обучения в США или в Великобритании. Понятно, что стоимость услуг УрФУ несколько ниже, и стоимость жизни у нас пока еще ниже, чем в странах Запада.
Есть целый ряд программ, которые мы обязательно будем развивать и уже развиваем. Мы предлагаем магистерские программы на английском языке, которые ориентированы именно на эту аудиторию – абитуриентов из Восточной и Западной Европы, из США. Используя интерес к русской культуре, к русскому языку и отдельным аспектам, связанным с преподаванием гуманитарных дисциплин, мы привлекаем и будем привлекать также студентов из стран Запада.
— Китайцы спокойно относятся к знанию или незнанию английского языка. Насколько важно, по вашему мнению, ввести преподавание на английском языке?
В.К.: Мы считаем это очень важным, потому что такой подход имеет много положительных аспектов. Он дает возможность действительно привлечь тех иностранных студентов, которые не владеют русским языком. Английский является языком международного общения, в той или иной степени его изучают в любой стране мира. Кроме того, введение курсов на английском языке расширяет возможности наших преподавателей. Если они подготовили и могут читать программы на английском языке, они могут преподавать не только на родине, но и в зарубежных университетах, а также способны вести научные исследования и писать статьи на английском языке. В общем, мы получаем много преимуществ, поэтому финансируем данные программы, намерены финансировать их в дальнейшем, увеличивать их количество, как, впрочем, и объем преподавания иностранного языка в вузе для студентов и для преподавателей.
— Остановимся на пресловутом цитировании. В этом смысле имеют значение несколько факторов. Первый – знание языка, о нем мы поговорили. Второй – леность и халтура. Нам понятно, как с этим бороться. Есть и третий фактор. Практически все журналы, мониторинг которых проводится, являются американскими или английскими. Больше половины журналов издаются в этих странах. Российских журналов в этом перечне практически нет. Что нужно делать? Понятно, что в американском журнале никто не ждет публикации российских ученых. Даже если статья очень хорошая, я думаю, что при прочих равных в этих журналах будут публиковать не наши статьи.
В.К.: Нужно чтобы отдельные ученые, которые имеют соответствующий потенциал и возможности, пробивались в мировую элиту (при помощи университетов и государственных структур, которые готовы оказать содействие), чтобы они входили в состав советов этих изданий. У нас есть уже соответствующие примеры. Наши ученые входят в состав редколлегий серьезных международных изданий, которые очень высоко цитируются и имеют высокий импакт-фактор.