«С Дальнего Востока уезжают хорошо подготовленные и мотивированные ребята, а приезжает в основном рабочая сила — обмен неравноценный».

— Сергей Николаевич, начнём с вопроса, который кажется отвлечённым — в чём вы видите миссию своего университета? Если конкретнее, то кого ТОГУ даёт на выходе — будущих учёных-исследователей, кадры для органов власти и управления, прикладных специалистов по заказу работодателей?

— У нас есть все три направления, которые вы перечислили. В ТОГУ тоже прошла дискуссия, в ходе которой обсуждалась миссия вуза. Университет должен создать в своих стенах условия для развития и формирования личности — преподавателя и студента, который затем пойдет во власть или в бизнес и будет решать поставленные перед ним задачи.

В такие региональные университеты, как ТОГУ, иногда поступают ребята из глубинки. Четыре года идёт социализация — студент учится излагать мысли, взаимодействовать с окружающими, под влиянием профессоров формируется как специалист и полностью меняется. Затем он уже выстраивает траекторию движения. Но все зависит от его востребованности. Он идет либо в бизнес, либо во власть, либо поступает в магистратуру нашего или другого вуза. Все зависит от того, кем он хочет стать. Наша миссия заключается в том, чтобы ответить на эти запросы, помочь студенту стать успешным человеком, чтобы он сформировал свою траекторию — куда он хочет пойти.

— В рамках этой задачи вы ориентируетесь на свой регион, на Дальний Восток в целом, на всю страну, на АТР?

— Наш приоритетный регион — Хабаровский край. На втором месте — Дальний Восток, откуда к нам приезжает учиться до 50% студентов. На третьем месте остальные регионы России и близлежащие государства Азиатско-Тихоокеанского региона.

Кто-то из наших выпускников уезжает работать в Москву или Питер. Для региона это, пожалуй, плохо (не создали условия и потеряли молодых специалистов), а для нас — не плохо. На мой взгляд, если выпускники получают работу в столице, значит, мы готовим хороших, востребованных на рынке специалистов. Почему нет? Мы выполнили свою миссию — дали образование, с которым выпускник успешно трудоустроился.

— Общий баланс какой? Переломить давнюю тенденцию оттока кадров с Дальнего Востока удаётся или нет?

— Пока с Дальнего Востока уезжает больше людей, чем приезжает — дисбаланс сохраняется. Кроме того, уезжают хорошо подготовленные и мотивированные ребята, а приезжает в основном рабочая сила, которую приходится дотягивать до нужного уровня. Обмен неравноценный.

Выпускники школ, которые на экзаменах набрали высокие баллы ЕГЭ, уезжают, чтобы поступить в учебные заведения не только Москвы и Санкт-Петербурга, но и в другие довольно престижные центры образования России — Новосибирск, Урал, Казань, Томск, хотя большинство абитуриентов с высокими баллами ЕГЭ по-прежнему едут в Москву и Санкт-Петербург.
К нам приезжают учиться в основном абитуриенты из Дальневосточного федерального округа. С других территорий приезжает не много — до 5%.

— По окончании ТОГУ ваши выпускники территориально куда устраиваются на работу?

— На Дальнем Востоке остаётся 85–90% выпускников, а 10–15% уезжают. По уезжающим я анализировал данные за 2018 год: в Москву уезжают 7–8% от всех выпускников и в Санкт-Петербург около 3%, ещё до 5% трудоустраиваются в других регионах России.

— Может быть, причина миграции выпускников в том, что регион не в состоянии четко сформулировать свои потребности в конкретных специалистах?

— Мы готовим не так много специалистов. Ежегодный набор в университет — тысяча мест очного обучения для всего Дальнего Востока. Что касается трудоустройства, гарантированно по специальности получают работу примерно 50% выпускников, в том числе около 300 специалистов педагогического профиля, которые ежегодно выпускаются и идут работать в школы. А в целом трудоустраиваются более 80% выпускников. 

В отдельных отраслях у нас выстроена очень тесная работа с заказчиками. ТОГУ — единственный вуз, который для всего Дальнего Востока готовит специалистов в области дорожного хозяйства. Это понятно: наш вуз был создан в 1958 году как автодорожный, поэтому традиционно готовит для дальневосточного региона кадры в сфере автодорожного строительства. Модель их подготовки четко выстроена, поэтому проблем не возникает.

Есть сложности в подготовке специалистов для новых отраслей, которые недавно пришли в наш макрорегион. Это нефтегазовая отрасль, которой ранее здесь не было, а сейчас она бурно развивается. На территории Дальнего Востока у нас, пожалуй, раньше не было среди профессорско-преподавательского состава ни одного специалиста в этой области, поэтому возникла кооперация с ведущими университетами соответствующего профиля. А теперь мы сотрудничаем с нефтегазовыми университетами, в частности — с Российским государственным университетом нефти и газа имени Губкина.

В Свободном строят космодром, о котором мы никогда не мечтали и соответствующих специалистов не готовили. Мы начали обеспечивать специалистами инфраструктурные объекты космодрома. Всё остальное — задача Роскосмоса. Так, Амурский госуниверситет  начал работать в данном направлении. Совместно с МАИ открыли направление подготовки и  специальность и начали готовить специалистов.
В настоящее время используем для подготовки специалистов сетевые формы взаимодействия, но здесь у нас возникают серьёзные трудности.

— С чем именно эти трудности связаны?

— Мы находимся в начале пути, поскольку уровень неопределённости довольно высок. В настоящее время сетевое взаимодействие происходит по необходимости. Например, у Сахалинского госуниверситета был договор с американской компанией Exxon, которая вела разработку на шельфе и вкладывала солидные суммы в проект по подготовке кадров для нефтегазового комплекса совместно с РГУ нефти и газа имени И.М. Губкина. Подчеркиваю: расходы несла компания Exxon. А в нашем случае финансовые вопросы сетевого взаимодействия полностью не урегулированы. Мы можем договориться. Но как мы можем привлечь преподавателя вуза или отправить туда студентов? Как сделать двойной диплом? Сейчас эти вопросы решаются на уровне двух университетов, без финансовой поддержки со стороны Министерства науки и высшего образования и бизнеса.

— А что насчёт сетевого взаимодействия с региональными вузами?

— Только на уровне концепций. Мы вели и ведём переговоры с Камчатским государственным техническим университетом и с Сахалинским госуниверситетом. Но больше, как я уже сказал, ориентируемся на работу с вузами центральной России — Москвы и Санкт-Петербурга. В соответствии с постановлением Правительства мы осуществляем сотрудничество с Российским государственным педагогическим университетом (Санкт-Петербург), с университетом ИТМО, а также с РГУ нефти и газа им. И.М.Губкина. В рамках проекта «Вернадский» сотрудничаем с МГУ. Вот четыре основных университета, с которыми мы работаем. Сетевое взаимодействие на территории у нас пока не складывается. Я думаю, все еще впереди.

— С каждым годом доля выпускников школ, поступающих в вузы, растёт. Высшее образование становится практически всеобщим. От этого больше пользы или вреда? 

— В конце 1990-х — начале 2000-х годов до 90% выпускников школ Дальнего Востока поступали в вузы. В 2002 году, когда я стал ректором, мы брали почти всех — в вузе обучалось 24 тысячи студентов. Сейчас их число сократилось до 13–14 тысяч. В то время мы выполняли социальную миссию — молодые люди не могли найти работу, их нужно было чем-то занять, и решение этой задачи было возложено на высшую школу.
В настоящее время задача несколько упростилась — абитуриентов стало меньше. По статистике только половина выпускников девятых классов продолжают обучение в старшей школе. Таким образом, уже на этом этапе отсеивается половина потенциальных абитуриентов вузов. В прошлом году в высшие учебные заведения поступали 64–65% выпускников школ Хабаровского края. В нынешнем году показатель снизится, поскольку результаты ЕГЭ не были связаны с получением аттестата — ребята не очень хорошо сдали многие предметы и сразу подали документы в техникумы. Надеюсь, в университет придут абитуриенты с более высоким уровнем подготовки.

— И всё же, на ваш взгляд нынешние 65% поступающих в вузы выпускников школ — это лучше или хуже, чем почти 100% двадцать лет назад?

— На мой взгляд, министерство приняло правильное решение по ограничению проходного балла в университетах. Я считаю, что в университеты должны поступать хорошо подготовленные абитуриенты. По моим ощущениям, у нас в высшие учебные заведения будет поступать 40–50% выпускников школ. С этим контингентом можно работать, отбирать лучших ребят и создавать траектории, необходимые для развития их талантов.
Но со временем подход к данному вопросу может поменяться. Например, в Японии всеобщее высшее образование. Очевидно, высокотехнологичное производство требует подготовленных кадров, поэтому бакалавриат заканчивают практически все тамошние выпускники школ.

— Какой процент студентов ТОГУ отсеивается в процессе обучения — больше или меньше, чем в среднем по стране?

— Есть огранивающий фактор по бюджетным студентам: если отсеивается более 10%, деньги приходится возвращать в бюджет, поскольку это нецелевое использование средств. Студенты, которые поступили на бюджетные места, часто оказываются неспособны обучаться. Думаю, не будь этого фактора, все вузы отчисляли бы значительно больше студентов, особенно — с первого и второго курса.

Влияет на отсев и то, что у нас в ТОГУ есть направления, связанные с фундаментальными предметами, изучение которых даётся сложнее и требует повышенного уровня подготовки вчерашних школьников. Ребята сдали ЕГЭ, получили довольно низкий балл (чего греха таить, на технические специальности — машиностроение, металлургия — для поступления достаточно 140 баллов), но они не в состоянии освоить программу, поэтому уходят. «Договорники» часто отчисляются из-за отсутствия мотивации. Одни уходят через год-два, а некоторые — сразу или через семестр.

Поэтому уменьшение количества выпускников школ, поступающих в вузы, до 40–50% — на мой взгляд, позитивная тенденция для университетов. Но при этом возникает другая проблема — университетов много, каждому нужны студенты, и начинается конкуренция. Думаю, в данной ситуации задача Министерства науки и высшего образования состоит в том, чтобы правильно определить структуру высшей школы.

— А с кем конкурирует ТОГУ?

—Основной конкурент на Дальнем Востоке — это, конечно, Дальневосточный федеральный университет.

— Вы конкурируете с ДВФУ, который от вашего вуза в 650 километрах, даже за абитуриентов из Хабаровска?

— Да.

— А с университетами других стран?

— Зарубежные университеты в меньшей степени оттягивают абитуриентов. В этом году границы закрыты, и практически никто из ребят не поступает в китайские вузы, выбирая местные университеты. Учебные заведения Кореи и Япония пользуются меньшим спросом по сравнению с Китаем. Некоторые высокомотивированные молодые люди из Хабаровского края отправляются учиться в город Харбин, это провинция Хэйлунцзян с 35 миллионами населения. В Харбине обучается примерно 3,5 тысячи русских студентов — не такой большой процент. В настоящее время и японские вузы работают на нашей территории и активно привлекают абитуриентов, но желающих поступать пока очень мало — останавливают значительные различия в культуре и языке.

Мы не ощущаем серьезной конкуренции со стороны зарубежных вузов. Как я уже сказал, у нас больше конкурентов среди университетов крупных центральных городов Российской Федерации. Наш основной конкурент на Дальнем Востоке — Дальневосточный федеральный университет. К нам тоже приезжают учиться из Приморья, но многие молодые люди из Хабаровского края поступают в ДВФУ — федеральный университет есть федеральный университет. В последние годы сыграли роль и рекламная кампания, и другие факторы. Абитуриентов привлекает, в частности, расположенный на острове новый кампус, хотя многие возвращаются после первого года обучения. ДВФУ развивается, и сегодня составляет нам более серьезную конкуренцию, чем десять лет назад.

— ТОГУ привлекает иностранных студентов. Кто он — иностранный студент, который приехал к вам?

— Контингент иностранных студентов нашего вуза неоднороден. Студенты, которые проходят в ТОГУ включённое обучение в течение одного-двух семестров, отличаются высоким уровнем подготовки. Что касается изучения русского языка и дальнейшей профессиональной подготовки, уровень студентов неодинаков. Есть абитуриенты, которые не смогли поступить ни в один университет Китая, и приезжают получать образование у нас. Среди них пользуются популярностью в основном программы изучения русского языка.

— Зарубежные студенты посещают общие потоковые лекции или обучаются отдельно?

— Это зависит от специальности. Если на факультете несколько иностранных студентов, они обучаются вместе с россиянами. А в рамках программ сотрудничества с университетами Китая мы формируем группы только из китайских студентов.

— Вы не наблюдаете такой тенденции — за границу уезжают лучшие выпускники наших школ, а к нам приезжают китайцы, которые на родине не смогли поступить ни в один вуз, то есть обмен получается неравнозначный? Или их студенты по завершении обучения возвращаются в Китай, а наши — в Россию?

— Я не встречал российских абитуриентов, которые хорошо окончили школу и уехали обучаться в Китай. Такого в моей практике ещё не было. Некоторые получают в нашем университете диплом, например, по специальности «экономика», «менеджмент», а затем год-два обучаются в Китае по тому же направлению. Существует также программа китайского правительства, в рамках которой некоторые наши бакалавры проходят подготовку в магистратуре китайских вузов. Университету выделяют определенное количество мест и оговаривают требования к кандидату. К участию в программе приглашают в основном отличников. В течение года они изучают китайский язык, а затем еще два года обучаются в магистратуре по специальности. Китайская сторона берет на себя все расходы, связанные с обучением студентов, и выплачивает им стипендию.

— Они возвращаются в Россию и работают здесь?

— Они возвращаются в Россию, но практически никто не приезжает в Хабаровск. Я проследил траектории многих выпускников. Например, наш бакалавр закончил магистратуру в Даляне, затем получил работу в Пекине, а вскоре перебрался во Францию или в Москву. Ребята разлетаются по всему свету — человек чувствует себя гражданином мира и охотно соглашается работать в любой точке планеты.

— В настоящее время правительство рассматривает «Программу академического превосходства университетов», которая приведёт, как нам представляется, к выстраиванию жестко иерархической модели высшего образования в России. Как это может отразиться на высшем образовании в целом и на ТОГУ — в частности?

— Когда все начиналось, идея казалась очень красивой. У меня вызывали сомнения только разные стартовые условия. Например, сейчас мы должны участвовать в одном конкурсе с федеральными университетами, научно-исследовательскими университетами, которые получали лучшее финансирование, чем обыкновенные вузы, поэтому стартовые условия отличаются.

В Программу стратегического академического лидерства смогут войти 100 или 80 вузов — сколько определят. В дальнейшем нашему университету будет очень сложно конкурировать. В исследовательское направление войти практически невозможно, поскольку опыта нет. Можно попытаться войти в число опорных вузов, хотя конкурировать с федеральными университетами будет очень сложно.
Входные параметры тоже вызывают у меня сомнения. В программе смогут участвовать всего три или четыре университета Дальнего Востока. Остальные университеты в нее не попадают. Они могут только присоединиться к программе и войти в так называемые консорциумы.

Мне кажется, в каждом регионе должен быть опорный университет. Например, стоит поддержать вузы на Камчатке, иначе прекратится развитие этого региона. В настоящее время реализуется совместный проект СахГУ с ведущими университетами России. Сахалин — богатый край. Думаю, областное правительство найдет средства для финансирования данного проекта. А в Еврейской автономной области всего один небольшой университет (1,5 тысячи студентов), но он нужен региону. Кто обеспечит кадрами Еврейскую автономную область, если в ней не будет опорного университета?

Система управления высшей школой должна создавать условия для конкуренции. Если вуз показывает высокие результаты, развивается, его финансирование должно увеличиваться. Создание системы в соответствии с Программой стратегического академического лидерства приведет к формированию группы ведущих университетов. А что будет с остальными — я не знаю.

Станет меньше студентов — понадобится меньше вузов. Этим обусловлено стремление выделить ведущие университеты, которые получат финансирование. Развитие остальных будет зависеть от региональных властей: вуз профинансируют при условии, что он нужен региону.

В программу заложена идея срастить науку с образованием — используя горизонтальную модель взаимодействия, через консорциум повысить уровень и завести фундаментальную науку во многие университеты. Мне кажется, это очень важно. Очень хорошая задача, на ее решение замахнулись впервые. Первым шагом было создание НОЦ, а теперь эта задача ставится в Программе стратегического академического лидерства.

ТОГУ сотрудничает с семью академическими институтами, но очень важно разработать программу создания и развития консорциума, чтобы университет согласованно работал вместе с партнерами на экономику Хабаровского края и  Дальнего Востока.

— Вы упомянули НОЦ — научно-образовательные центры. Они у вас в крае уже функционируют?

— Нет, у нас НОЦ ещё не начали работу, поскольку руководство края не приступило к их развитию. Наша инициатива важна, но мне кажется, в этом вопросе она должна идти и от губернатора, поскольку именно он способен вовлечь в проект бизнес. 

Помните высказывание министра Катюкова: «НОЦ — это не про деньги»? Деньги вкладывает бизнес, поэтому никто, кроме губернатора, не сможет их привлечь. Задача состоит в том, чтобы объединить бизнес, науку и образование для создания перспективных направлений развития, связанных с потребностями и интересами региона. Я знакомился с пятью действующими НОЦ. Мы только в начале пути. К сожалению, команда предыдущего губернатора не уделяла внимания данному направлению. Соответствующий проект активно развивает Якутия и Владивосток.

— НОЦ только создаётся. А какую научно-исследовательскую деятельность ведет университет уже сейчас?

— Фундаментальные исследования проводятся, но финансовые поступления от прикладных разработок намного больше. Работаем в основном с отраслями. В ТОГУ созданы инжиниринговые центры — по строительству и по информационным технологиям. Мы развиваем именно эти направления.

В исследованиях принимают участие студенты третьего-четвёртого курса (бакалавриат) и магистратуры, а также аспиранты. Проводим преимущественно прикладные исследования — по заказу бизнес-партнёров (для производства) и органов власти. В прошлом году доходы от научной деятельности составили около 9% поступлений в бюджет ТОГУ — один из самых высоких показателей среди вузов Дальнего Востока (в процентном отношении, а не в абсолютных цифрах). Конечно, нам хочется увеличить доходы от исследовательской деятельности.

Все годы мы  активно сотрудничаем с институтами Российской Академией наук. Однако ребята, которые идут в аспирантуру Академии, утрачивают связь с университетом, и мы работаем над созданием совместных лабораторий и программ для аспирантов, чтобы они возвращались в университет, преподавали или руководили исследовательской деятельностью студентов.

— Вы создаёте лаборатории совместно со структурами РАН?

— Да, мы создали три лаборатории совместно с академическими институтами. Одна — в рамках проекта Министерства науки и высшего образования, а две других работают давно — совместно с Институтом проблем морских технологий ДВО РАН и Институтом материаловедения ДВО РАН. Они находятся в здании университета. Материальная база общая. Исследования в лабораториях ведутся на постоянной основе.

— Недавно мы все пережили карантин. Для системы образования в целом это было достаточно серьёзное испытание. Какой опыт вы вынесли из него с точки зрения внедрения новых технологий?

— Опыт довольно интересный. 15 марта мы объявили переход на удалённый формат взаимодействия и дистанционные технологии. Помню, 16 марта я пришел в кабинет, сел за рабочий стол и не знал, с чего начать. Процесс напоминал оживление мёртвого организма. Сначала пошевелил его голову, потом подвигал конечностями — вроде шевелится. На «оживление организма» ушел целый месяц. Оно происходило поэтапно: сначала — высший уровень управления, затем — департаменты и управления, потом — деканаты, кафедры, образовательные программы. Очень интересный опыт.

По-настоящему на дистанционную форму перешли 25–30% преподавателей. Остальные использовали комбинированные формы, приближённые к дистанционному обучению. Это показали опросы преподавателей и студентов.
Основываясь на опыте карантина, мне кажется, будет довольно сложно вернуться к тому, от чего мы ушли. Если ситуация позволит, образование должно проходить в традиционном аудиторном формате. Но материалы и опыт, который мы наработали, нужно использовать в организации самостоятельной работы студентов, в непрерывном дополнительном образовании. Мы можем их использовать для освоения дополнительных, факультативных курсов. 
Полностью переходить на онлайн-образование не планируем, но будем применять соответствующие технологии в процессе обучения, поскольку они показали свою эффективность. Мы впервые почувствовали, что ребята способны работать самостоятельно, нужно лишь создать условия. Преподаватель должен быть навигатором, взаимодействовать с аудиторией, используя технологии дистанционного обучения, а не только читать лекции. Я считаю этот опыт полезным, думаю, он будет использоваться.

— Если вы не против, поговорим о рейтингах — хотя бы потому, что попадание в верхние строчки международных списков университетов является одним из весомых критериев при выделении финансирования тому или иному вузу. Как вы считаете, наш международный рейтинг «Три миссии университета» со штаб-квартирой в Москве должен дополнять известные международные рейтинги «Большой тройки» — или быть приоритетным для России? 

— Думаю, на территории России мы должны работать со своим рейтингом. Для сравнения университета с ведущими вузами мира можно использовать рейтинги QS, Times Higher Education, Шанхайский рейтинг. Вчера я анализировал позиции некоторых вузов. Один из университетов в QS оказался на 450 месте, но не вошел в топ-1000 Times Higher Education, то есть оценка довольно субъективна. 

Почему учебные заведения Российской Федерации должны оценивать зарубежные рейтинги? Неужели мы не в состоянии оценить свои вузы и сравнить их с ведущими университетами мира? Я изучил прошлогодний рейтинг «Три миссии», в который вошли 1 200 университетов. Их оценка и распределение мест были адекватными. Нужно использовать и развивать этот рейтинг. В ходе дискуссий, инициированных Союзом ректоров, я поддерживал и намерен в дальнейшем поддерживать развитие российского рейтинга вузов.

— Используете ли вы при анализе работы своего университета рейтинг «Три миссии»?

— Конечно. Пока университет не представлен в рейтинге «Три миссии», нами изучается и декомпозируется на деятельность университета его методология, а также анализируются результаты референтных для нас вузов.  Получая рейтинг RAEX или Интерфакса, мы сразу смотрим, по каким показателям университет отстаёт, а по каким улучшил позиции, формулируем задачи — определяем направления и пути совершенствования. Рейтинг позволяет также сравнить ТОГУ с конкурентами, оценить все образовательное пространство. Рейтинги очень важны для выработки управленческих решений.