«Главное в рейтинге творческих вузов — школа и традиции»

— Григорий Анатольевич, для чего Вам нужен рейтинг? Для того, чтобы потешить тщеславие и перед коллегами сказать — мы первые? Для престижа? Самых талантливых студентов к себе переманить и профессоров? Или для того, чтобы прийти в Министерство образования и сказать — ребята, вот я лучше, чем Щукинское, поэтому дайте мне, пожалуйста, больше денег?

— Вы совершенно правильно сами перечислили ответы на этот вопрос. Да, мы знаем, что мы — первые. Ну, первые, или вторые. Как известно, один из величайших пианистов ХХ века говорил — я второй. У него спрашивали — почему второй? А он отвечал — первых много. Я готов быть вторым после ВГИКа, например. С учётом их международных наград. 

Мы все знаем, что наш ребёнок лучший. Но всё-таки получаем большое удовольствие, когда кто-то нам говорит — какой у вас потрясающий ребёнок. Да, мы-то это знаем, но, когда это кто-то подтверждает, это становится ценнее. 

А когда, если говорить о рейтинге, тебя называют первым те люди, которые не хотят, чтобы ты был первым, и не хотят, чтобы ты вообще был в этом рейтинге, это ценнее не вдвойне, не втройне, а в десять–двадцать раз.

И про все остальные аргументы вы всё точно сказали. Это, конечно, нужно для привлечения иностранных студентов и повышения авторитета русской театральной школы, скажем, её ещё большего, более широкого, признания. Иностранные студенты — это и инвестиции. Почему у нас сегодня такой большой поток абитуриентов из Греции? Потому что художественным руководителем Национального театра в Афинах до прошлого года был выпускник ГИТИСа. Греки, собиравшиеся заниматься театром, видели, что это за школа, другой такой нет. Когда ректор Афинской консерватории приезжает на международную конференцию, он говорит: я учился в одной из лучших школ мира, в Америке, сначала в одной, потом в другой, но равных ГИТИСу нет в мире. Это приятно. Все международные проекты, которые я делаю, делаются для одного — чтобы к нам приезжали новые абитуриенты, платили деньги, учились в ГИТИСе, а потом уезжали к себе на родину.

Благодаря Дмитрию Анатольевичу Медведеву, иностранные выпускники, получая наш диплом, фактически получают и рабочую визу, а я очень хочу, чтобы они уезжали обратно. Конечно, это хорошо, когда они работают здесь, но я хочу, чтобы они, в первую очередь, уезжали обратно, становились там звездами, руководили театрами и прославляли русскую, российскую театральную школу — ГИТИС, «Щуку», «Щепку», ВГИК, Школу-студию МХАТ. И чтобы следующие поколения снова приезжали сюда, снова учились, снова вкладывали сюда деньги. 

Оплата обучения в вузах искусства — это очень небольшое, с точки зрения финансов, вложение в структуре экспорта услуг, и даже в узком смысле — экспорта образовательных услуг, но в смысле отдачи — это будет огромный и серьёзный вклад в поддержание авторитета российской культуры, русского искусства, российской исполнительской школы. 

И конечно, вы совершенно правильно сказали: прийти в министерство и сказать — посмотрите, вы нам дали столько-то миллионов рублей на то, чтобы мы продвинули свой международный авторитет. И мы вошли в рейтинг. Вы не зря поверили в нас. А пока что всё, что я делаю, — международные школы и так далее, — это всё делается на деньги российских банков. Мы в прошлом году в Париже провели, после огромного перерыва, школу ГИТИСа. Записалось 14 человек, участвовало 13 человек. Вторая школа должна была быть в марте. Из 13 человек 12 записалось на вторую стажировку. Такого процента лояльности, думаю, нет нигде и ни у кого. Почти 100 процентов. И два человека из этих 13 поступают к нам сейчас в ГИТИС. Я этим горжусь. 

— Чем Вас не устраивают существующие рейтинги?

— Фонд поддержки и развития театрального образования заказал некоторое время назад у компании «Ромир» новый пилотный рейтинг вузов искусства. Они столкнулись с очевидной сложностью любого рейтингующего, когда на запросы ответы не приходят. Конечно, и в рейтинге QS  (Quacquarelli Symonds), и в рейтинге THE существует система автозапросов: если не приходит ответ, то через определённый срок, у QS это две недели, направляется повторный запрос. Ещё две недели — третий и так далее. В какой-то момент приходит ответ. Эта система не очень хорошо работает, и я уже её недостатки понимаю. Например, я получаю письмо от одного известного театрального института, что мы вас зарегистрировали как эксперта, вы получите через какое-то время письмо с просьбой дать свое заключение, не забудьте, что это мы, то есть именно мы вас регистрируем. То есть получается, что тот, кто регистрирует, тот и получает дополнительный голос. Но я до сих пор не получил запроса от QS. Я в нём не заинтересован, потому что это добавит голос не нам, но просто меня, в данном случае, смущает плохо работающий механизм: я понимаю, в очередной раз, что места в рейтинге давно распределены. Это, о чём сказал Владимир Владимирович Путин во время встречи с членами Общественной палаты, ещё и система двойных стандартов, в этих рейтингах нас никто не ждёт. 

— В чем это сказывается?

— В рейтинге QS по исполнительским искусствам на первом месте находится американская Джульярдская школа (Juilliard School). И никто с этим не спорит. Но распределение мест в конце первой десятки уже вызывает сомнение у многих профессионалов, а не только у меня одного, который не испытывает недостатка в узнаваемости бренда ГИТИСа, когда я выезжаю за рубеж. ГИТИС — это имя, которое вызывает, по-прежнему, не только узнавание, но и восхищение, восторг, скажем, у ректора Йельской школы драмы, не говоря о театральных деятелях Центральной и Восточной Европы, или же Франции, где мы в октябре прошлого года проводили пресс-конференцию накануне запуска Школы ГИТИСа, которая в итоге превратилась в интересный профессиональный разговор с участием выдающихся французских исследователей театра, ректоров и проректоров трёх ведущих театральных школ. И я грелся в лучах ГИТИСовской славы, ГИТИСовской известности, к которой оказался причастен. Поэтому отсутствие ГИТИСа в предметном рейтинге QS, о чём я говорю всё время на всех российских и международных площадках, это проблема не ГИТИСа, а проблема рейтинга QS. 

Благодаря проекту «5-100» , который я считаю очень правильным, замечательным проектом, российские вузы добились очень существенного продвижения в предметных рейтингах и повысили свою узнаваемость, а самое главное — повысили востребованность российских вузов на международном рынке абитуриентов, на международном университетском рынке. При этом ни Московская, ни Петербургская консерватория, ни Московская государственная академия хореографии (МГАХ) не получили никакой бюджетной поддержки на международное продвижение, на продвижение в рейтингах. И то, что они заняли там 39–41 места в рейтинге 2017 года, потом опустились чуть ниже, потом вылетели, сейчас вернулись, а МГАХ оказался на 60-м месте в прошлом году, показывает, что тебя могут не хотеть, тебя могут не любить, но все равно не могут не признавать твоего значения. Хотя Московская и Петербургская консерватории в мире входят в первую двадцатку музыкальных вузов, я считаю.

— Действительно, есть много вопросов к QS и к Times Higher Education. Мы давно и хорошо знаем их авторов, и Фила Бейти, и Бена Саутера. И нас, например, очень напрягает, когда по физике Физтех на 400-м месте, а по аэрокосмической отрасли МАИ на 800-м месте. Ясно, что это, мягко говоря, вызывает непонимание. Но давайте начнём строить своё здание, создавать свои рейтинги. Когда к вам приходят абитуриенты, студенты-первокурсники, что вы им говорите? Чем гордится ГИТИС? Какие главные ценности, главные достижения ГИТИСа, которыми они тоже должны пропитаться и сказать, что мы вот — крутые ребята? 

— Тут можно начать издалека и сказать, что ГИТИС — это первое место, где актеры в России стали получать высшее образование. И не только в России. В мире. Но это ни на кого не произведет впечатления. Можно начать чуть ближе, лет на 10, к нашему времени, и рассказать, что именно здесь, в стенах ГИТИСа, тогда Московского музыкально-драматического училища при Московском филармоническом обществе, родилась идея Московского Художественного театра. Он ещё тогда так не назывался. Но именно здесь среди людей, близких к Малому театру, которые пришли сюда преподавать актерское мастерство, был Владимир Иванович Немирович-Данченко. Так вышло, что в 1896 году среди его учеников были Москвин, Книппер, ещё не познакомившаяся с Чеховым, и Мейерхольд. Немирович-Данченко понял, что с этими актёрами нужно делать новый театр. И стал искать богатого русского человека, миллионера, который ещё бы любил театр, и нашел его в лице Алексеева. Послал ему свою визитную карточку — а не повидаться ли нам? Была знаменитая встреча в ресторане «Славянский базар», а потом Алексеев (настоящая фамилия Станиславского) пришёл на репетицию в училище, тогда уже приравненное к консерватории и выдававшее дипломы о высшем образовании, посмотрел репетицию комедии Гольдони «Трактирщица» и понял: да, классные ребята, надо делать театр. Так родился Московский Художественный театр.

Сама идея Художественного театра зародилась здесь [интервью проходило в здании ГИТИСа в Большом Гнездниковском переулке, 10, известном как дом Нирнзее — ред.]. Дальше можно рассказать о том, что, когда Мейерхольд понял, что режиссерской профессии нужно учить, он возвращается в 1921 году сюда, в эти стены, придумывает эту самую аббревиатуру ГИТИС. И на протяжении полутора лет запускает режиссёрское образование в России и в мире тоже. 
А дальше — первый продюсерский факультет, до этого — балетмейстерский факультет, который закончили все великие балетмейстеры, советские и российские, от Григоровича до Ратманского. Все те, кто выбирает профессию педагога балета, ну, не меньше 90 процентов, все те, кто выбирает профессию хореографа, идут на балетмейстерский факультет ГИТИСа. Или — факультет музыкального театра, где преподавали великие Покровский, Ансимов, Михайлов, а сегодня — Бертман, Титель, Исаакян, Бармак. Если говорить о российских режиссерах на мировых оперных сценах, а они сегодня занимают на них существенное место, это все исключительно выпускники ГИТИСа: Дмитрий Черняков, Дмитрий Бертман, Василий Бархатов, Тимофей Кулябин. Если говорить о великих и выдающихся режиссёрах драматического театра, то во многом это — выпускники ГИТИСа. Марк Захаров — выпускник ГИТИСа, Ежи Гротовский — выпускник ГИТИСа, Яроцкий — выпускник ГИТИСа, Някрошюс — выпускник ГИТИСа, Туминас — выпускник ГИТИСа, Анатолий Васильев — выпускник ГИТИСа. Это не просто выдающиеся режиссёры, это режиссёры, которые много изменили в понимании режиссерской профессии, в понимании театра. Нам есть чем гордиться.

Почему легко разговаривать о ГИТИСе во Франции? Потому что лауреат Каннского кинофестиваля 2018 года Самал Еслямова — выпускница ГИТИСа, а в «Одеоне» и «Комеди Франсэз» ставил спектакли Васильев. Далее — лауреаты Берлинского кинофестиваля Сергей Пускепалис и Григорий Добрыгин — выпускники ГИТИСа. Дважды номинант на «Оскар» Андрей Звягинцев — выпускник ГИТИСа. Руководители многих театральных школ мира, от деканов до проректоров и ректоров, тоже окончили ГИТИС. Латинская Америка, по-моему, почти вся, Национальный театр в Афинах, до прошлого года, возглавлял выпускник ГИТИС — Стафис Ливафинос. Евгений Арье, который создал в Израиле театр «Гешер», — это первый после созданного Вахтанговым театра «Габима», израильский театр, или, скажем так, еврейский, который стал известен всему миру, тоже и наш выпускник, и наш мастер до своего отъезда в Израиль. И нам приятно, что Кристофер Хью, играющий главного злодея в «Игре престолов», во всех своих биографиях пишет, что он закончил датский филиал ГИТИСа. Такой существовал в конце 1990-х — начале 2000-х годов. Нам есть, что рассказать молодым людям, которые ничего не знают о театральном образовании, но хотят стать актёрами и режиссёрами.

— Рейтинг, как мы любим всем рассказывать, это какая-то «линейка» с понятными делениями на шкале. Бывает в сантиметрах, в киловаттах, в рублях, в тоннах. Непонятно, чем мерить творческую среду? Какой аналог здесь киловатт, тонн, метров, чего угодно? Если следовать методикам тех рейтингов, который вы уже упоминали, они все построены на экспертном мнении. Но экспертное мнение вообще субъективно по определению, а в творческой сфере это ещё и вкусовщина. Возможно ли в вашей сфере заменить вкусовщину условными киловаттами, тоннами, метрами? 

— Как вы, наверное, знаете, почти всякий новаторский театр довольно быстро вызывал интерес у представителей точных наук. Так было со Станиславским, я уж не говорю о более близком нам времени, например, вокруг Театра на Таганке было огромное количество поклонников из мира физики. Например, у Капицы, который защищал Юрия Петровича Любимова, было ещё желание как у физика, например, измерить энергетику зала. У многих людей было желание исследовать творческий процесс, понять его через конкретные медицинские и физиологические измерения. Можно вспомнить опыты Гротовского. А можно — как Галина Борисовна Волчек в 1970-е годы общалась с разными парапсихологами и модными тогда экстрасенсами, которые помогали ей, как ни странно, в репетиционном процессе, и тоже с большим интересом относились к тому, что можно измерить в театре. То есть это давняя история. Мне тоже, естественно, это стало интересно, особенно когда я узнал о том, что рейтинг QS по исполнительским искусствам формируется по двум критериям. Первый — это академическая репутация, второй — отзывы экспертов и работодателей. Но эксперты и работодатели — это одно и то же, потому что сегодня я эксперт, но в ту же самую секунду работодатель. И нет практически ни одного эксперта, который бы не был работодателем. Если только они не ищут каких-нибудь безработных критиков. Но безработный критик уже не может, в полном смысле слова, быть признан экспертом: если он никому не нужен, то какой же он эксперт? Таким образом, речь идёт о руководителях театров, об интендантах, артистических директорах или административных директорах и так далее. То есть, — я не утверждаю этого, но я предполагаю, что это возможно, — один и тот же человек может выступить два раза, а самое главное, что ему предлагают назвать те вузы, которые он знает. Но вопрос сформулирован некорректно. Потому что если интенданта «Ла Скала» спросить, какие он знает театральные школы? Он скажет — есть школа «Ла Скала», он не скажет ГИТИС. И здесь, как ни странно, сторонний наблюдатель будет объективнее, чем самый прекрасный эксперт и работодатель в одном лице.

— Сторонний наблюдатель — это кто в данном случае? 

— Это, пожалуй, может быть просто сотрудник рейтингового агентства, который посмотрит, выпускники каких школ в этом сезоне, в прошлом сезоне, работали в «Ла Скала». Это недолгий труд. И это будет более релевантная оценка, чем субъективное суждение, увы, почти всегда ангажированного эксперта. 

Рейтинг спортивных команд — это таблица первенства. И мы понимаем, что «Спартак», например, может вылететь из чемпионата по решению владельца, как это сейчас происходит. То есть должно произойти что-то чрезвычайное, например, уход титульного спонсора, чтобы из команды ушли все лучшие игроки, и тогда в следующем сезоне команда потеряет свой рейтинг. Но мы понимаем, что это уже невозможно, что есть какие-то команды, которые всегда будут в высшей лиге. Где-то в конце списка, естественно, перемены возможны, но наверху — почти нет. Это — в спорте. Ещё более консервативна университетская среда. Если Московская консерватория попадает в рейтинг QS в 2017 году и занимает 39 место в предметном рейтинге, в 2018 году она перескакивает, по-моему, на 51 место, а в 2019 году не входит в топ-200, то какой вывод можно сделать? Я, выступая на какой-то международной площадке, говорил, что даже если бы Московская консерватория просто исчезла бы с лица Земли, — не дай бог, конечно, — то её выпускники определяли бы лицо музыкального мира ещё на протяжении 50 лет. Не 5–10, а 50 лет. Если вы сегодня наберёте в какой-нибудь поисковой системе, не нашей, не российской, «50 лучших пианистов», то до 30 процентов — это выпускники Московской и Петербургской консерваторий. Среди лучших скрипачей — это то, чем я интересовался, опять же от 25 до 30 процентов — выпускники этих двух консерваторий. Значит такого, что происходит с рейтингом Московской консерватории, не может быть. А если это происходит, то это говорит о том, что этот рейтинг — плохой, он не продуман, неправильно сделан. 

И я стал думать о том, какими должны быть критерии, используемые в рейтингах, чтобы гарантировать объективность. Эти критерии должны быть максимально независимыми, то есть нужно снизить, максимально свести к нулю те из них, которые нам будет сообщать сам вуз: мы спрашиваем — а у вас как? У нас всё великолепно! 

Проконсультировавшись с коллегами в ГИТИСе, я составил и представил свои соображения по этому поводу в прошлом году на международной конференции. В общем, то, что я сейчас вам буду говорить, — это уже не моё личное мнение, а мнение, скорректированное с учётом мнений ещё некоторого количества экспертов. Но это важно для всех вузов, и я готов за это бороться публично: я считаю, что все, о чём говорим мы, это точно так же работает и для физиков, и для химиков, и для всех любых других специальностей, так же, как, например, никакого онлайн-образования не может быть ни в ГИТИСе, ни в физике, ни в математике, нигде. И в этом меня убеждают мои родственники, которые занимаются фундаментальной математикой, фундаментальной физикой, прикладной математикой и так далее. 

Сегодня молодые исследователи по-прежнему испытывают потребность в общении со своими уже зрелыми профессорами. Значит, есть какая-то тайна энергетического обмена. Само понятие школы подразумевает сосуществование учителей и учеников, а в этом сосуществовании заложен секрет развития школы, секрет в постоянном общении, в разговорах, во влюблённости ученика в учителя, в отторжении учителя, в уходе от него. Так создаются условия для обмена энергиями между учёными разных поколений, которые работают вместе. Великих врачей-самоучек не существует, как и великих физиков-самоучек.

Итак, я говорю, что первый показатель, очень важный — это традиция. Красиво звучит, но как измерить? Хотя ясно, что это очень важный показатель. Когда президент объявил — мы делаем четыре новых образовательных, театральных кластера: Севастополь, Калининград, Кемерово, Владивосток, и сейчас они ужу строятся, я тихо сказал — в Кемерово ничего не получится. Хотя люди там тоже работают неглупые, они уже переформатировали кемеровский центр, — он не будет учить актёров, режиссёров и так далее, а он будет учить звукорежиссеров, художников-технологов, видеоинженеров... а актёров выучить там хорошо было бы намного сложнее. Иногда и мне предлагают открыть где-нибудь филиал ГИТИСа. Я говорю — это невозможно. А давайте объединим ГИТИС с Ярославским театральным институтом? Это невозможно. Да, они будут получать диплом ГИТИСа. Соответственно, профессор ГИТИСа раз в два месяца до Ярославля доедет, всё-таки недалеко, и местные студенты увидят, что это звезда, и всё, что они видели до этого, у них вдруг поблёкнет. К чему это приведёт? Разочарование студентов, ненависть тамошних преподавателей. А ведь там своя замечательная актерская школа, и то, что наш профессор приехал и прочитал одну лекцию, ничего не значит, а он, может быть, вторую лекцию или десятую так же прекрасно не прочитает. Своих же они видят каждый день, они как бы примелькались, а тут приехал москвич — звезда. То есть никакой пользы от этого не будет. ГИТИСовскую школу мы там не построим, а разрушим местную. Всё это описано прекрасно в пьесе Максима Горького «Варвары». Приезжают прекрасные инженеры, строят железную дорогу, а в итоге — разрушают всю мирную жизнь города. 

Мы с ректором Центральной академии драмы в Пекине говорили об этом, он сразу сказал — традиция, да, прекрасно. Измеряется это просто. Количеством выпускников вуза, работающих сегодня преподавателями в этом институте. Это говорит о том, что есть здесь школа, что это не профанация, это не то. что собрались ребята — давайте срубим бабки и будем учить актёров. Да, таких сегодня институтов полным-полно. Мне звонит замечательный наш выпускник и преподаватель и говорит — Гриша, ты не против, мне предложили набрать там-то, там-то актёрский курс. Я говорю — набирай. Набирай, только ты ничего хорошего там не сделаешь, это невозможно. 

Секрет ГИТИСа не в Женоваче, вернее, не в нем одном, секрет ГИТИСа в том, что Женовач закончил ГИТИС, что он ученик Фоменко, что вместе с ним работает Хейфец и Зверева, и Чумаченко, которые сами, в свою очередь, ученики Кнебель, а Кнебель — ученица Станиславского. И всё это каждый раз — живое изменение учения. Застоя нет. И приходит потом Григорий Добрыгин — ученик Кудряшова, и продолжает учить, и что-то он делает то, чему его учили… Он понимает ценность школы, потому что он закончил ГИТИС, и тут же стал лауреатом Берлинского кинофестиваля. То есть ценность школы им осознаётся, но при этом он сам другой, естественно. У него другое представление о мире, приоритетах и так далее. И так вот развивается школа. И у нас выпускников-преподавателей, и в Щукинском институте, в Щепкинском — очень высокий процент. Это очень важно.

— А «перекрёстного опыления» у вас нет? 

— Есть, конечно, у нас Олег Евгеньевич Меньшиков, который закончил «Щепку», набрал курс.

— Нужен ли такой показатель: сколько выпускников ГИТИСа, предположим, преподают в другом вузе. Это же тоже показатель или нет?

— Я думаю, что среди руководителей и преподавателей вузов по всей России немало наших выпускников. Только за последний год больше 10 театров в России возглавили наши выпускники. И те города, в которых есть институты культуры, конечно, приглашают те или другие предметы преподавать руководителей своего театра, тем более, когда он выпускник ГИТИСа. И это как раз ответ на ваш вопрос о перекрёстном опылении. 

— То есть это уже отдельный получается показатель, правильно?

— Да, конечно. Еще один важнейший показатель, по поводу которого мы все время боремся с Минобрнауки, — это соотношение преподавателей и студентов. У нас ведь весь факультет балетмейстерский — 93 человека, а весь факультет сценографии — это 57 человек, на всех пяти курсах. А театроведческий факультет — это чуть меньше 100 студентов, продюсерский — около 100. Большие факультеты — актёрский, режиссёрский, эстрада, музтеатр. А весь институт — это 1718 человек, включая очные и заочные курсы. И на 1718 студентов у нас 517–527 преподавателей. Такого соотношения, например, в медицинском институте нет и быть не может, потому что наше образование, оно сродни музыкальному, а в некоторых случаях и такое же, как музыкальное. Когда мне было шесть лет, и я пришёл в музыкальную школу, со мной уже занимались два человека с консерваторским образованием. И у нас студент — один, а преподавателей может быть два на одного студента. На факультете музыкального театра на индивидуальных занятиях по вокалу — педагог по вокалу и концертмейстер. То же самое с хореографами, педагогами балета. Студент — один, педагога два. Самые большие группы у нас, это курс — 8–10 человек — на театроведческом, продюсерском факультетах. Бывает 15 человек. И если, например, соотношение «преподаватель — студент» будет в творческом вузе выше, чем один к пяти, то мы понимаем, что это значит… 

— Халтура?

— Да. Когда мне говорят, что как в одном частном вузе — курс 63 человека, я понимаю, что это несерьёзно, безответственно. Ещё один показатель — отзывы работодателей и отзывы студентов, но этот показатель будет работать по-разному в Европе и на Востоке. Потому что у нас совершенно разные менталитеты. Человек с восточным менталитетом всегда будет говорить, что он удовлетворён своей школой, а европейский человек с христианско-протестантским менталитетом всегда найдёт, чем быть недовольным. 

Очень важно — наличие своей базы. Например, для музыкальных вузов определяют не только количество, но даже в сантиметрах размер концертного рояля. И наличие определенного числа концертных роялей говорит о качестве школы, или о несоответствии этой школы понятию консерватории, например, или музыкальной академии. Для театрального вуза важно наличие учебного театра и издательства, потому что серьёзная школа, конечно же, занимается изданием трудов своих учителей, изданием собственных учебников. Важно наличие собственных международных проектов: любая сильная школа, конечно же, проводит свои фестивали, конкурсы. Здесь нужно простое ограничение: например, чтобы прошло не менее двух или трёх циклов таких проектов, или ежегодный фестиваль с не менее, чем пятилетней историей. И чтобы участников было не менее 3–4–5. 

ГИТИС, например, издаёт около 40 книг в год, и нашими книгами пользуются все театральные школы России. И когда я еду в Болгарию, в Прибалтику, в Грузию, всюду меня просят привезти наши новые книжки. А, что касается фестивалей, то у нас — международный фестиваль «ГИТИС-СНГ. Мастер-класс», у нас международный фестиваль «ГИТИС-Фест», международный фестиваль сценического фехтования «Серебряная шпага», международная научная студенческая конференция «Перспектива» — театроведческая, ежегодная международная режиссёрская конференция, другие международные проекты, в которых мы участвуем или которые организуем сами, то есть все время присутствуем в международном пространстве. 

Важный показатель — это интернационализация образования, то есть процент иностранных студентов, но совсем не годится для нас показатель интернационализации преподавательского состава, потому что это мы даём преподавателей для других стран. Да, у нас есть преподаватели-иностранцы, профессора, у нас преподаёт Туминас, у нас преподаёт Карбаускис, у нас преподавал, увы, ушедший Андрейс Жагарс, но все они — наши выпускники.

— А этот критерий — наличие иностранных преподавателей — неправильный по отношению только к ГИТИСу или по отношению ко всем творческим вузам? 

— Он неправильный по отношению ко всем театральным вузам. Мы готовы, например, интернационализировать продюсерское образование, потому что в продюсировании, например, [сильна] Великобритания, которая близка по финансированию, я считаю, к российской системе театров, и нам есть чему поучиться у других. Нам есть чему поучиться у продюсеров американских, французских, немецких, наверное. Мы очень внимательны к изучению их учебных планов и что-то заимствуем. Но что касается актёрского мастерства, режиссёрского искусства, то это мы можем и должны делиться своим тайным и явным знанием.

Очень сложно, если говорить про рейтинги, сравнивать европейские театральные школы с английскими и американскими. Потому что, говоря о международном признании, мы неминуемо выйдем на «Оскар». Ясно, что шансов получить «Оскар» у выпускников ГИТИСа, Болгарской академии, НАТФИЗ, даже у французов — невелики. Поэтому, например, в буклете Рижской театральной академии очень рекламируется город, рекламируется цена чашки кофе и так далее, потому что они понимают, что абитуриента в Рижскую театральную школу скорее привлечёт сама Рига, чем возможность научиться театральному искусству наилучшим образом. С этой точки зрения, конечно, мы тоже должны рекламировать Москву — один из театральных центров мира, а не только Европы. И это очень важная часть в актёрском образовании ГИТИСа: возможность видеть самые разные театральные методики, самые разные театральные практики в многочисленных театрах города. Но, конечно, наша школа всё равно имеет куда большую ценность, чем всё остальное. Я согласен с важностью и ценностью среды, но школа на первом месте.

— Вы упомянули «Оскар». А награды в рейтинге творческих вузов также стоит учитывать? 

— Конечно. И награды студентов, и награды преподавателей. Наличие среди преподавателей лауреатов признанных международных конкурсов, но это больше подходит, опять же, консерваториям. Интересно, например, что для международного рейтинга творческих вузов российские художественные школы, как например, Строгановская академия, вообще не подходят. Потому что они абсолютно уникальны, классической живописи сегодня не учат нигде, а когда говорят о международном признании, то это конечно же всё, что так или иначе связано с актуальным искусством, — Венецианская биеннале, любая другая биеннале. Кстати, наши выпускники в прошлом году принимали участие в одном из спецпроектов Венецианской биеннале, а одна из выпускниц участвовала в проекте нашего официального российского павильона.

— У нас цель все-таки сделать глобальный рейтинг, а для глобального рейтинга важны глобальные сопоставления. Здесь, наверное, самое правильное сопоставление, это всевозможные фестивали, конкурсы и так далее. Не получится ли так, что мы очень сильны на русскоязычном пространстве, а на мировом, которое, в общем-то, в значительной мере англоязычное, мы заведомо проигрываем и исходя из этого, будем заведомо проигрывать в глобальных рейтингах? 

— Это к вопросу о критериях, и с точки зрения многих критериев мы точно выигрываем, а ценность каждого критерия нужно правильно просчитать. Понимаете, если ректор Королевской школы драмы в Лондоне, или ректор Йельской школы драмы увидит ГИТИС в первой десятке, у него это не вызовет сомнений, а видя в первой двадцатке Новозеландскую актёрскую школу, даже они понимают, что это неправильно. То есть нужно думать о критериях. А в этом вы большие профессионалы, чем я. Я-то сужу, так сказать, исходя из каких-то своих представлений о прекрасном и очень давних знаний по высшей математике, полученных в Первом медицинском институте. 

Я могу привести вам пример с одной конференции, где, в общем-то, критика в основном в сторону QS и THE была, но она, в общем-то, многих касается: разве на футбольном турнире мы решаем, какая футбольная команда победила в турнире не по количеству голов, а по количеству грамот на стене у тренера и по статьям спортивных критиков? А примерно так QS собирает мнения. Не из-за того, что они свято верят в них — просто их легче собирать. А вот те данные, о которых я вам сейчас рассказал — их сложнее доставать. 

Хотя я понимаю, что рейтинг — это дорогая история. И когда я говорил об этом на разных площадках, я говорил, что это, в общем, будет стоить денег.