«Проблематика ESG – это не что-то отвлеченное, высоколобое, а совершенно прагматические вещи»

Интервью Олега Витальевича Буклемишева, заместителя декана экономического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова

—  Позвольте начать сразу, что называется, с места в карьер: мода на ESG в вузах прошла или нет?

—  ESG не только в вузах, но и в более широком смысле – это не мода, а новый тренд в развитии, который носит качественный и фундаментальный характер. Я стою на той позиции, что мы, вузы, так и так находимся в зоне ESG, даже если не употребляем эту аббревиатуру, – как господин Журден говорил прозой, сам того не ведая.

Ведь вузы несут миру разумное, доброе и вечное и воспитывают подрастающее поколение. ESG ровно про это. Так что это наша коренная функция, это наша миссия.

—  Реализации этого доброго и вечного в нынешних условиях не помешает, что оно привнесено с Запада?

—  У нас много чего привнесено с Запада, но все-таки Россия – это европейская страна. Мой декан, Александр Александрович Аузан, сказал: «Приверженность ESG – это маркер нашей принадлежности к цивилизованному миру». И я с этой точкой зрения тоже согласен.

—  Чтобы завершить эту часть про моду и Запад: есть точка зрения, что без углеродного налога и зеленых финансов вся конструкция ESG рушится, – согласны или нет?

—  Углеродный налог – это один из возможных механизмов обеспечения части экологической повестки, причем далеко не всей. Это важный и интересный инструмент, но без него жить можно. Что касается зеленых финансов, то они, с моей точки зрения, странная вещь. Мы недавно с коллегой написали на эту тему статью, где показывали, что для нормального функционирования этой концепции нужна прямая государственная поддержка, усилия со стороны налогоплательщиков и законодателей. Пока данная сфера находится в зачаточном состоянии, ее еще развивать и развивать.

Поэтому два указанные сектора, выхваченные из целого, приобрели, наверное, гипертрофированное значение, но они – лишь часть гораздо большего процесса. Так что можно с ними, можно без них – они не играют определяющей роли.

—  Как МГУ пришел к идее заняться реализацией концепции ESG?

—  МГУ большой: 40 факультетов, 40 тысяч студентов. Я могу сказать лишь про один факультет – экономический. Когда в 2021 году мы готовились к 80-летию факультета, то думали, что ему подарить, и решили, что в качестве одного из подарков может выступить «Юбилейный отчет по устойчивому развитию»[1], который зафиксирует, где мы находимся, что у нас есть и чего у нас нет. В ходе работы над этим красивым документом мы прошли процесс самопознания. И через какое-то время нам захотелось пройти это вновь – и мы выпустили второй отчет в нынешнем году. Думаем сделать их постоянными.

—  Если выстроить систему приоритетов при ответе на вопрос «что для вас ESG?», то на первом месте, получается, пропаганда этих принципов?

—  Скорее, самопознание, самосовершенствование. Мы считаем это частью нашей миссии, это часть нас самих.

—  Что с внедрением ESG в образовательный процесс?

—  Наш факультет был родиной отечественной школы в природопользовании, у нас работает профильная кафедра. Более того, в прошлом году мы открыли специальную магистерскую программу, которая называется «Национальные модели устойчивого развития» – она охватывает и экологическую, и демографическую, и социальную, и управленческую составляющие. Первый выпуск будет в нынешнем учебном году.

—  Сколько там учится человек? Бюджетные места есть?

—  Порядка двадцати. В основном это бюджетные места, которые мы перераспределили за счет других программ.

У нас есть 3 больших направления в магистратуре – экономика, менеджмент и финансы. Менеджмент и финансы у нас в основном платные, а вот экономические программы по большей части бюджетные. Если бы наша магистерская программа, о которой я сказал ранее, была не преимущественно бюджетной, как сейчас, а исключительно коммерческой, я, честно говоря, не уверен, что мы продали бы много мест.

Тем не менее я бы оценивал интерес к тематике ESG  и с поколенческой точки зрения. У тех, кто сейчас приходит к нам учиться, голова устроена совершенно по-другому. Спрос у них существует, может быть, не на специализированные ESG-знания, а на то, что в этих знаниях близко их поколенческим ценностям, – это и зарубежная статистика показывает, и я чувствую по собственным студентам. Им проблемы экологии, стремление убеждать, вовлекать в управление интересны не как часть какой-то концепции, а потому, что отвечают их взгляду на жизнь. Для них устойчивое развитие – вполне прикладная, а не отвлеченная вещь; не футурология, а то, что нужно делать сегодня.

—  Коль мы заговорили о прикладном, то у вас и у самих студентов есть представление, куда они пойдут работать по окончании обучения по этой программе?

—  В прошлом году, когда занимались вторым отчетом об устойчивом развитии нашего факультета, мы прошерстили направления, куда пошли работать наши выпускники, занимавшиеся экологическим активизмом. И выяснилось, что спрос на них есть : это аналитические агентства, это «большая четверка» аудиторов и консалтеров, другие участники данной отрасли, это корпоративный сектор – в основном публичные компании с иностранными акционерами.

—  Насколько глубоко участие представителей потенциальных работодателей – бизнеса – в преподавании, в разработке названной вами магистерской программы?

—  В бакалавриате мы все делаем сами, разве что кто-то придет и прочитает мастер-класс. А вот в магистратуре мы сотрудничаем с различными компаниями и агентствами. К примеру, у нас на факультете есть совместная с Национальным рейтинговым агентством специальная лаборатория, которая участвует в формировании идеологии учебных программ, предоставляет возможности практик.

—  Какой спрос на специалистов в ESG предъявляет государство? Этот спрос хоть сколько-нибудь значим?

—  В отношении спроса со стороны государства работает принцип: чем ближе решаемые вопросы к «земле», тем больше интерес к ESG-тематике. Потому что она занимается – я на этом настаиваю – совершенно прагматическими вещами, а не чем-то отвлеченным, высоколобым. Отсюда и интерес, спрос на такие вроде бы некоммерческие вещи, как решение экологических проблем, как демография. Ведь та же экология – это вопрос больше региональный и местный, чем федеральный. Или демография: для нефтеносных северных регионов заинтересованность в сохранении персонала, в сокращении оттока населения, в повышении рождаемости – это самая что ни на есть прагматика.

—  Не слишком ли много – целых два года – отводить на изучение ESG-тематики? Не чувствуете ли вы здесь конкуренцию со стороны ДПО или корпоративных образовательных структур?

—  Магистерская программа предполагает не просто получение узкоспециализированного образования, но еще и человеческое развитие. Мы закладываем фундамент, комплексность – помимо специализированных даем еще и широкие экономические знания. У ДПО и корпоративных университетов такой комплексности не получается, они ориентированы на сиюминутные запросы уже очень занятых людей.

Специалист, который одновременно глубоко погружен во все три компоненты ESG – это штучный продукт. Сейчас, как правило, люди в компаниях специализируются на более узких вещах – занимаются либо отчетностью, либо расширенной экологией, либо развитием персонала. Таким узким специалистам, может быть, достаточно и ДПО. А тех, кто разбирается в теме концептуально и держит все это в голове одновременно, на уровне ДПО подготовить невозможно. Магистратура же тем и хороша, что дает посмотреть на ESG комплексно.

—  Вы сказали, что не будь у вас бюджетных мест на магистерской программе, то число пришедших на нее студентов точно уменьшилось бы. Нет ощущения, что с набором на следующий год на эту программу будут какие-то проблемы?

—  Все будет зависеть от наших усилий. Но и от корпоративного сектора, где децибел вокруг ESG стало меньше; когда много шума, как правило, мало содержания. А спрос на реальных, настоящих специалистов, которые эту повестку понимают и чувствуют, по-прежнему очень высок и даже возрастает.

[1] См.: https://www.econ.msu.ru/about/sr/?ysclid=lpzq9o50rs119091972