«Мы всегда пытаемся чуть-чуть предвидеть, чтобы занять те ниши, в которых со временем станем лидерами»

Интервью с Игорем Алексеевичем Макаровым, руководителем департамента мировой экономики, научным руководителем образовательной программы «Экономика окружающей среды и устойчивое развитие» НИУ «Высшая школа экономики»

—  Игорь Алексеевич, добрый день. Спасибо большое, что согласились на интервью. Что такое ESG для наших университетов?

—  Для начала я хочу отметить, что могу говорить только о видении факультета мировой экономики и мировой политики. У руководства Вышки, у разных подразделений, исследовательских групп может быть своя точка зрения на этот счет.

Как мы выбирали эту тематику? Когда я только пришел в Вышку, это было в 2009 году, факультет запускал проект, который назывался «Новые структурные факторы мировой экономики и политики». В этом проекте мы пытались выделить ряд направлений, которые будут оказывать ключевое влияние на мировую экономику в течение ближайших десятилетий. Было определено несколфько факторов: продовольственная безопасность, изменение климата, нехватка пресной воды, рост населения в азиатских и африканских странах, и целый ряд других помельче. По этим направлениям факультет начал работать с самого начала.

Когда мы занялись экологической тематикой, на нее не было явного запроса ни со стороны органов государственной власти, ни со стороны бизнеса. А мы рассматривали ее как важный фактор, который оказывает воздействие на мировую экономику и поэтому достоин изучения. Мы стали постепенно это направление выстраивать: для начала в виде курсов в бакалавриате, потом создали лабораторию экономики изменения климата и только затем, два года назад, запустили магистерскую программу «Экономика окружающей среды и устойчивое развитие».

Со временем появился интерес со стороны бизнеса, со стороны органов государственной власти. Но создавали, развивали мы это направление заранее – понимая, что эта тематика становится все более важной. Университету как научно-учебному учреждению надо заниматься темами, которые в обозримой перспективе будут востребованы – и с точки зрения трудоустройства наших выпускников, и с точки зрения спроса на наши научные проекты. Мы всегда пытаемся чуть-чуть предвидеть, чтобы занять те ниши, в которых со временем станем лидерами.

—  Что для вас стало основным мотивом для перехода от исследовательского интереса к созданию образовательной программы в области ESG?

—  Запуск учебной программы – это серьезный шаг, который должен базироваться на развитии исследований в данном направлении в течение ряда лет. До того, как на магистерскую программу был первый набор в 2022 году, мы работали над ее содержанием два года – и эта работа базировалась на десятилетнем накопленном опыте.

Во-первых, я сам с 2011 года веду высший курс по экономике окружающей среды, у меня множество выпускников, работающих по этому направлению по всей стране и даже по всему миру. Во-вторых, в 2017 году мы запустили лабораторию экономики изменения климата – она реализует множество проектов, в интересах и бизнеса, и органов государственной власти. И в-третьих, мы видели интерес студентов – и тех, кто слушал мой курс, и тех, кто писал курсовые, выпускные квалификационные работы на темы, связанные с зеленой экономикой, с ESG. Таких становилось очень много.

И как итог появилась идея открыть полноценную магистерскую образовательную программу. Постепенно накопили и кадровый потенциал.

—  Мнение потенциальных работодателей прощупывали?

—  При подготовке какого-то нового полноценного продукта, с которым мы хотим выйти на рынок, мы в первую очередь должны обеспечить его качество. Если мы этот продукт не подготовим должным образом или выпустим раньше времени, или не угадаем, то потеряем массу усилий, не получив результата. Качество образовательной программы могут оценить именно работодатели. Поэтому, конечно, их интерес для нас был очень важен.

Мы с самого начала привлекали непосредственно работодателей к определению того, какой должна быть программа, а затем и к ведению курсов. К примеру, на нашей магистерской программе есть целые модули, которые преподаются Росбанком, «Северсталью», ДРТ. А с отдельными мастер-классами у нас выступают представители десятков компаний.

Подтверждением того, что мы верно оценили интерес потенциальных работодателей, служит и то, у нас почти все наши студенты работают по специальности: некоторые из них работали уже в момент поступления, а некоторые устраивались прямо по ходу учебы, в том числе в компании, представители которых у нас что-то преподавали.

—  Кого больше среди работодателей ваших студентов – государства или бизнеса?

—  Бизнеса среди работодателей в принципе всегда больше. В госорганах спрос на таких специалистов априори не может быть большим в силу узости данной тематики в масштабах всего того, чем занимается правительство. В Минэкономразвития есть совсем небольшой департамент, где занимаются вопросами экологического регулирования и регулирования выбросов парниковых газов, в ЦБ есть запрос на специалистов в области зеленых финансов и оценки климатических рисков, у Минприроды есть потребность в экономической аналитике и экспертизе, связанной с окружающей средой. Есть пласт работы, связанной с экологией и климатом, у евразийских институтов. Но по большому счету это довольно узкий круг возможных рабочих мест. Поэтому, конечно, основной источник спроса на специалистов в данной сфере – это бизнес.

—  Вы упомянули о вовлечении представителей компаний – потенциальных работодателей в разработку программ и преподавание. Насколько глубока эта вовлеченность?

—  Для нас принципиально, чтобы наши студенты получали не только общетеоретические знания, но и могли у практиков узнать, как это работает в реальности. Например, «Северсталь» – я уже говорил о ней – читает у нас целый блок, связанный с имплементацией практик ESG: как они попадали в ESG-рейтинги, какие есть нюансы, связанные с подготовкой нефинансовой отчетности, какая есть специфика в расчете выбросов парниковых газов в конкретной отрасли в сравнении с другими отраслями и так далее.

Росбанк читает у нас курс по зеленым финансам. Представители банка рассказывают, какие продукты запускали, какой логикой при этом руководствовались, какие факторы они учитывают при принятии решения о том, финансировать тот или иной проект, и как связаны условия этого финансирования с уровнем ESG-рисков.

Другой пример – вовлечение в преподавание практиков: коллега, который преподает нашим студентам блок по климатическим переговорам,  непосредственно участвовал в этих переговорах.

Но при этом практики не могут формировать всю программу – в том и состоит роль университета, чтобы дать не только практические навыки, но упорядоченную систему компетенций.

—  После резкого изменения экономической и политической ситуации стали все чаще раздаваться голоса, что ESG-повестка – это нечто привнесенное, чуждое, даже вредное. Шума вокруг устойчивого развития, вокруг механизма погранично-углеродного сбора, который служил мощным стимулом для бизнеса следовать зеленым принципам, стало сейчас гораздо меньше. На перспективах образования в сфере ESG это как скажется?

—  Действительно шума вокруг ESG-тематики и зеленой повестки стало гораздо меньше. В 2020-2021 годах об этом доносилось «из каждого утюга». Сейчас, конечно, общее движение в этом направлении несколько утихло. Но даже если предполагать, что откат произошел, то все равно в нашей стране мы имеем сейчас на порядок более развитую систему инфраструктуры ESG, чем она была 7-8 лет назад. Я твердо убежден, что спрос на подготовку кадров в области устойчивого развития никуда не денется. Ведь он обусловлен системными проблемами, а не чьей-то прихотью или разовыми политическими решениями. Поэтому даже если под влиянием конъюнктуры и происходит откат, то через год-два неизбежно будет новый рывок вперед.

Когда ESG-повестка в России стала быстро набирать обороты несколько лет назад,  главным фактором ее развития был европейский. Сейчас этого фактора больше почти нет. Но, насколько я это вижу, тематика устойчивого развития в России приобрела в целом более упорядоченный характер – с гораздо меньшим шумом, с гораздо меньшим пиаром, но с большим ориентиром на конкретные цели. Все крупные компании, которые занимались ESG-повесткой, продолжают ей заниматься.

И продолжат. Во-первых, часть российских компаний по-прежнему работает на европейском рынке – прямо или опосредованно. Это и производители удобрений, и металлургические компании.

Во-вторых, для тех, кто с европейского рынка ушел, первоочередными стали азиатский рынок или какие-то другие, но и там очень быстро развивается ESG-регулирование. К примеру, в Китае оно пока менее жесткое, чем в ЕС, но даже, пожалуй, более жесткое, чем в США. И лишь вопрос времени, когда китайские нормы станут такими же жесткими, как в ЕС. Более того, глобальным компаниям, работающим на западных рынках, все равно приходится считать углеродный след вдоль всей цепочки поставок. Поэтому китайские производители автомобилей по цепочке приходят к российским металлургам.

Поэтому все крупнейшие российские компании-экспортеры не уменьшают спрос на специалистов в этой сфере. Буквально за последние несколько недель я получил несколько вакансий от крупных российских компаний – это не замена каких-то ушедших людей, а места для новых специалистов.

—  Насколько на ваших планах развития образования в сфере ESG сказался разрыв академических связей с западными университетами? Это что-то принципиально поменяло в учебном процессе или «неприятность эту мы переживем»?

—  Когда мы в 2020-2021 годах готовили нашу магистерскую программу, то рассчитывали, что какие-то курсы будут читать несколько европейских профессоров, с ними уже были достигнуты договоренности. Конечно, это усилило бы нашу программу.

Довольно сильно ударило то, что у нас были очень плотные исследовательские связи с Западом, что могло бы способствовать международным студенческим проектам. Сейчас такие проекты по большей части сосредоточены либо на российской тематике, либо осуществляются с незападными странами.

Но в гораздо большей степени ударил, конечно, отъезд большого количества специалистов из России – мы потеряли порядка пяти преподавателей, на которых мы рассчитывали изначально, когда запускали программу.

—  На студентов из каких стран вы рассчитываете при развитии образовательных программ в сфере ESG?

—  В прошлом году у нас было под сотню заявок от иностранцев из разных стран: от Эфиопии до Вьетнама. Но большая часть этих заявок априори непроходные, потому что люди подают заявку, надеясь попасть на квотные места, финансируемые Министерством образования, а на нашей программе таких мест нет.

 Со следующего года наша программа будет преподаваться на русском языке с сохранением ряда курсов на английском. Это делается в том числе и для того, чтобы охватить рынок стран Центральной Азии, где экологическая повестка становится ключевой. Там накопился, с одной стороны, критический уровень экологических проблем, который странам необходимо решать. А с другой – в Центральной Азии понимают, что следование ESG – это отличное средство привлечения зарубежных инвестиций на зеленые проекты.