«Наиболее позитивный итог – это сам факт запуска обязательного страхования»

Николай Галушин, Заместитель председателя правления ОАО «СОГАЗ»

– Николай Владимирович, прошло уже более полугода после введения обязательного страхования ответственности владельцев опасных объектов. Какие первые итоги можно подвести? Что получилось, что не получилось?

– Мне кажется, что наиболее позитивный итог – это сам факт запуска обязательного страхования. У нас был достаточно большой перерыв между принятием ОСАГО и принятием ОС ОПО. Здесь есть своя специфика. Невозможно повторить то, что было сделано в ОСАГО, чтобы быть уверенными, что этот проект будет запущен столь же успешно. Проект ОС ОПО технически оказался намного сложнее, чем ОСАГО. Рынку нужно было решать вопросы одномоментно: и запуск закона, и формирование перестраховочного пула, и внедрение информационной системы. Такого в истории российского страхования еще не было. Теперь этот опыт можно тиражировать дальше.

– С какими трудностями рынок столкнулся при запуске ОС ОПО?

– Я не могу сказать, что сам запуск был успешен. Дело в том, что мы как рынок не видим значительной части опасных производственных объектов, которые должны быть застрахованы. Из примерно 300 тыс. опасных производственных объектов, подлежащих страхованию в этом году, сейчас застраховано около 190 тыс. Абсолютно непонятно, куда делись еще 100 тыс. объектов.

Можно предположить несколько вариантов. Либо были ошибки в расчетах, а эти 100 тысяч объектов относятся к государственным объектам, которые должны быть застрахованы лишь с 2013 года. В это трудно поверить. Либо эти объекты должны быть застрахованы уже сейчас, но по каким-то причинам это не так. Тогда важно определить, почему приблизительно треть рынка оказалась не охвачена страхованием при наличии всех тех возможных санкций, которые установлены федеральным законом.

Здесь тоже есть развилка. С одной стороны, безусловно, есть определенное количество владельцев опасных производственных объектов, которые пошли по пути уклонения от выполнения закона, и это очень неприятная категория. Но еще более неприятная категория – это те владельцы опасных объектов, которые в итоге смогли достигнуть цели по минимизации расходов на страхование. Достигнуто это было либо за счет объединения опасных объектов, либо за счет их передекларирования, то есть отнесения к другому классу опасности, в том числе и с уменьшением страховых сумм.

– Я помню, в прошлом году говорили о том, что есть около 100 объектов с максимальной страховой суммой. Сколько их застраховано сейчас?

– По расчетам прошлого года, примерно 92 объекта должны были иметь страховую сумму на 6,5 млрд рублей. На сегодняшний день их 29, где все остальные – непонятно.

Получается так, что мы сейчас оказываемся в ситуации, когда все расчеты тарифов, которые были сделаны на основе предварительных оценок по масштабу рынка, могут оказаться абсолютно неэффективными, потому что рынок уже на одну треть меньше.

– То есть тарифы нужно менять?

– По поводу обоснованности тарифов и их завышенности: у нас тарифы были рассчитаны под убыточность 80%, и сейчас оказывается, что треть (или 33%) всех объектов не застраховано. Это уменьшает объем рынка на треть и, соответственно, при условии, что тарифы верные, приводит к тому, что убыточность будет больше 100%.

Тем не менее я считаю, что тарифы пока менять не надо. Мы выступаем за введение временного моратория на любые изменения тарифов. Рынок должен пройти несколько циклов оборачиваемости, когда и владельцы опасных производственных объектов, и возможные третьи лица, пострадавшие от аварий на опасных производственных объектах, поймут, что механизм страхования реально действует и им можно воспользоваться.

Помните, когда был запущен проект ОСАГО, первые несколько лет страховщики платили в основном за материальный ущерб. И только потом стали появляться выплаты, связанные с ущербом здоровью. Я думаю, здесь будет абсолютно то же самое. Но для того, чтобы закон показал свою эффективность, необходимо несколько годовых циклов страхования.

Я против любых послаблений в сфере закона ОС ОПО на ближайшие несколько лет. А предложения звучат следующего характера. Во-первых, это либерализация тарифов. Во-вторых, это выведение некоторых категорий опасных производственных объектов, которые относятся к классу низкого уровня опасности, из-под действия обязательного закона. Предлагается страховать их в добровольном порядке. Я считаю, что в масштабах страны этого делать нельзя, потому что возникнет лазейка, позволяющая опасный производственный объект с высоким классом опасности передекларировать в более низкий класс опасности. Добровольное страхование ответственности в этом случае может привести к появлению схемного страхования. Оно выпадает из-под регулирования со стороны НССО, и это тот сегмент, где будет какая-то тень.

– Как вы относитесь к идее распространения обязательного страхования ответственности на все компании? Ведь таким образом потеряет актуальность схема передекларирования, будет исключен негативный отбор рисков.

– Я считаю, что двигателем развития страхования являются рыночные отношения. Если компания умеет продавать свои услуги, тогда это умение зарождает некую потребность в страховании. Тем не менее посмотрите, что происходит у нас. У нас фактически нет рынка страхования ответственности. Причин этому несколько. Во-первых, это связано с нашей национальной особенностью – мы не пытаемся через суд решать свои проблемы. В значительной степени это касается граждан, но это также относится и к бизнесу. Во-вторых, расходы на страхование ответственности не относятся к производственным затратам, поэтому бизнес по-прежнему считает, что из прибыли на страхование ответственности тратиться не надо. Поэтому страхование ответственности у нас существует либо в силу каких-то международных требований, либо при наличии соответствующего условия в договоре.

Конечно, страховать нужно всех – не только опасных, но и безопасных. Однако, учитывая установки регулятора на борьбу со схемами, компаниям вряд ли разрешат все расходы на страхование ответственности переложить на производственные затраты. Дело в том, что в страховании ответственности страховая сумма определяется договоренностями сторон либо требованием закона. Адекватность страховой суммы оценить практически невозможно. И если бизнес в целях каких-то оптимизационных дел начнет страховать любой коммерческий магазинчик в полуподвальном помещении на 1 млрд долларов по страхованию гражданской ответственности, мы с вами получим ту же проблему, от которой долго старались уйти.

– Как вы относитесь к идее либерализации тарифов в ОС ОПО, если не сейчас, то в долгосрочной перспективе?

– Я считаю, что в долгосрочной перспективе нам нужно другое фундаментальное отношение к обязательным видам страхования. Страхование не должно осуществляться на основе формализованных тарифов. Предпочтительнее то, что мы сейчас пытаемся сделать в рамках страхования государственного имущества, передаваемого в аренду. Ожидается, что арендатору будет вменено требование по страхованию имущества и ответственности, но не будет никакого регулирования с точки зрения тарифов. Рынок сам определит, какой объект аренды страховать по какой стоимости. Это касается и опасных производственных объектов. Это касается и ОСАГО. Страховщики не против либерализации тарифов, но только это не должно происходить без подготовки. Это сложный процесс, требующий повышения ответственности страхового бизнеса за совершаемые им действия. В ОС ОПО это будет возможно, когда заработает вся инфраструктура, когда опасные производственные объекты будут понятны с точки зрения своей фактической опасности.

– Каков размер выплат по новым рискам, которых не было в рамках 116-го и 117-го законов (по рискам изменения условий жизнедеятельности и причинения вреда работникам владельца опасного объекта)?

– Только по этим рискам и обращаются. Сейчас основные обращения идут как раз от работников самих страхователей. Я знаю, что на рынке заявлено несколько убытков по нанесению вреда условиям жизнедеятельности. Не уверен, были ли выплаты, но это самая неприятная вещь в новом законе, потому что оценить риск достаточно сложно.

Сначала в качестве причины трагедии в Крымске был назван спуск воды в водохранилище. Если бы установили, что это предположение верно…

– Да, каковы были бы выплаты?

– Семьи каждого погибшего получили бы по 2 млн рублей. Сверх этого все семьи должны были получить по 200 тыс. рублей на человека за нанесение вреда условиям жизнедеятельности. А учитывая количество разрушенных и пострадавших домов (около 3 тысяч) выплата была бы очень большой – более 1 млрд рублей.

– Произошло ли падение взносов по страхованию от несчастных случаев работников в результате введения ОС ОПО?

– Судя по полугодию, не видно, чтобы взносы сократились. Понимаете, здесь есть некое неравноправие. Если ты работник опасного производственного объекта, значит, ответственность работодателя перед тобой застрахована. Если ты работник неопасного производственного объекта, но пострадаешь либо погибнешь на работе, то ответственности нет никакой.

Трудно представить себе конструкцию страхования ответственности, при которой к третьим лицам относятся работники-служащие.

– Сейчас же в мире есть обязательное страхование ответственности работодателя перед работниками. В США, например…

– Это специфические виды страхования. В США это называется workman's compensation – это не совсем ответственность работодателей, это больше похоже на наш соцстрах. То есть employers’ liability предполагает, что человеку нанесен ущерб в результате действий работодателя.

– А как насчет экологических рисков, которые не попали в 225-ФЗ? Почему они теперь не покрываются обязательным страхованием?

– Я не знаю, почему исключили эти риски, мне кажется, что просто не доглядели. Мое мнение: в закон нужно включать экологические риски.

– Как вы оцениваете работу перестраховочного пула? Где были перестрахованы риски сверх емкости пула?

– Эти риски были размещены на международном рынке, лидер перестрахования – компания QBE. По поводу системы размещения были жаркие дебаты. Изначально, когда рассматривался проект ОС ОПО, иностранные рынки и иностранные брокеры достаточно бойко предлагали свои услуги, мы даже не думали, что для формализованного закона, который имеет законодательно установленные определение страхового случая и расчет убытков, у нас будут проблемы по размещению риска.

Емкость пула – 2,7 млрд рублей. Приблизительно 4 миллиарда – это потребность в перестраховании. К тому моменту, когда мы как НССО начали размещать этот риск, оказалось, что рынок был абсолютно не готов его писать. Западному рынку было бы интересно участвовать в перестраховании всех опасных производственных объектов. Но фактически им пришлось перестраховывать лишь риски по опасным объектам с максимальной страховой суммой в 6,5 млрд рублей. Примерно их должно было быть 92, сейчас – 29. Поэтому и ожидания перестраховщиков не реализованы.

– Давайте поговорим еще о конкуренции на рынке ОС ОПО. Насколько там системны случаи демпинга, недобросовестной конкуренции?

– Случаев демпинга там нет, потому что есть тарифное регулирование. Демпинг даже в отношении маленьких опасных производственных объектов невозможен, потому что по этим договорам установлен контроль со стороны НССО.

Чтобы снизить взносы, у нас есть лишь коэффициент уровня безопасности (КУБ) – минимальное его значение – 0,9. Это на первый год страхования. Конкуренция была именно в рамках этого КУБа. Но за нарушениями тщательно следит НССО, а в отношении нарушителей применяются санкции.

– Каков ваш прогноз на будущее? Как будет развиваться ситуация в ОС ОПО после 2013 года, когда под обязательное страхование будут подпадать уже все опасные объекты?

– Ничего существенно не изменится. Специфика будет заключаться лишь в том, что все эти объекты будут выбирать себе страховщика на конкурсной основе. Это повторение истории с ОСАГО государственных парков, когда победителем становится не тот, у кого лучше заявка, а тот, кто сдал ее первой.

Кроме того, в некоторых субъектах Российской Федерации опасные объекты, находящиеся в муниципальной собственности, более плохого качества из-за ветхости. В результате портфель по ОС ОПО немного ухудшится.

Но есть еще проблема, которая появится в 2013 году. Это проблема с бесхозными опасными объектами. Никто ее сейчас не чувствует. Бесхозные опасные производственные объекты – это технические сооружения в сельской местности, которые были построены в советские времена, принадлежали каким-то колхозам и совхозам. Совхозов, колхозов уже нет, все это заброшено. И таких опасных производственных объектов очень много на юге России, в Краснодарском крае.

– По таким объектам все равно будут платить из фонда НССО. Тогда получается, что страховщикам надо их находить, куда-то пристраивать.

– Это нереально. В муниципальных бюджетах не выделено денег на страхование таких объектов, потому что их нет на балансе.

– А как пройдет период возобновления договоров в 2013 году?

– Я думаю, что у нас усилится конкурентная борьба. Давайте вспомним историю с ОСАГО. Когда первый год не был показательным с точки зрения убытков, то рынке появились очень высокие комиссии. Люди готовы были платить посредникам 50% и даже больше. И я опасаюсь здесь того же самого. Я опасаюсь, что будет несколько компаний, которые станут добиваться пересмотра рынка. Очень надеюсь, что механизм саморегулирования рынка ОС ОПО сработает в полном объеме, историй первых лет запуска ОСАГО не будет на рынке ОС ОПО, в частности и по той причине, что есть система перестрахования рисков.

– Как же с этим бороться?

– Несколько компаний выступают за систему тотального перестрахования. Это позволит полностью исключить демпинг и возможные другие нарушения со стороны страховщиков. Если какой-то страховщик захочет платить комиссию 40 или 50% (хоть это и запрещено законом), он все равно будет обязан перестраховать риски внутри перестраховочного пула с комиссией 23%, он будет доплачивать перестраховочную премию за счет своих средств. Если хочет, пусть доплачивает.

Тем не менее у этой идеи больше противников, чем сторонников. Однако это тот вариант, который позволит сделать рынок понятным и прозрачным. Почему этого не было сделано с первого года? Ответ достаточно прост. Еще в октябре прошлого года у нас не было АИС НССО. За полгода удалось создать программный продукт, который был поставлен всем страховщикам, была сделана система клиринговых расчетов – информационный обмен. Мы боялись, что сама система не справиться с таким количеством записей, как 300-360 тысяч объектов страхования. Поэтому система перестрахования заработала в отношении рисков только сверх 100 млн рублей, а таких объектов не более 3,5 тысяч. То есть сейчас мы отработали технологию, а в следующем году можно распространить перестрахование на все договоры.