«Мы тратим колоссальные средства на поддержание архаичной модели экономики вместо того, чтобы вкладываться в ее изменение»

Марат Атнашев, Вице-президент «ЕВРАЗа» по крупным проектам

Марат Михайлович, производительность труда в нашей экономике гораздо ниже, чем у наших глобальных конкурентов. На ваш взгляд, – это одна из ключевых причин низкой конкурентоспособности отечественных компаний или всего лишь симптом, свидетельствующий о более глубинных и серьезных проблемах экономики в целом?

Низкая производительность труда – это, скорее, симптом, если анализировать ситуацию в ваших терминах. Ведь качество наших людских ресурсов с точки зрения уровня образования, профессиональной подготовки, креативности ничуть не ниже, чем в развитых странах. Так что отставание по производительности труда, которое мы сегодня наблюдаем, вряд ли может служить само по себе причиной низкой конкурентоспособности – скорее, оно нуждается в объяснении. Если мы такие образованные и умные, почему мы не столь эффективные и богатые?

Я бы привел аналогию со спортом. Если бы вопрос звучал так: «Почему наша сборная по футболу так слабо выступает на мировых первенствах?» – то ответ, что, мол, у нас нет талантливых игроков, звучал бы странно. Объяснение, что не хватает средств спонсоров, футбольных площадок и стадионов, – тоже не очень-то убедительно. Успех в футболе рождается там, где с детства много играют в футбол, всю жизнь активно тренируются и состязаются в этом виде спорта, постепенно переходя на более профессиональный уровень – от дворовой команды до высшей лиги и национальной сборной. Именно тогда на футбол ходят зрители, в этот вид спорта инвестируют спонсоры, появляется необходимая современная инфраструктура, с завидной регулярностью вырастают прекрасные игроки и выдающиеся команды.

На мой взгляд, на относительно низкий уровень производительности труда в нашей стране влияют несколько фундаментальных факторов: рентный характер экономики, когда главным источником ценности является природная рента, а не труд, предприимчивость и знания, создающие новые продукты и услуги, низкое развитие конкуренции, монополизированность ключевых отраслей, высокие барьеры входа в бизнес, сохранение унаследованной от СССР индустриальной структуры, слабо конкурентной в глобальной экономике, очень низкая мобильность населения, которую, в свою очередь поддерживает неразвитость рынка жилья, слабая защита прав, и в первую очередь – права собственности, что приводит к очень короткому горизонту планирования собственников (инвестиционной «близорукости»). При этом мы тратим колоссальные средства на поддержание именно этой архаичной модели, вместо того, чтобы вкладываться в ее изменение. Зачастую легче добиться субсидий на поддержание неэффективных производств или создание утопических «прорывных» проектов, чем закрыть неэффективные производства и создать новые, распределив человеческие ресурсы, таланты и капитал в направлении большей отдачи, большей эффективности.

Вместе с тем, в современной отечественной экономике есть и примеры успеха. Целый ряд отраслей продемонстрировал взрывной рост производительности, приблизившись к уровню развитых стран. Это, в первую очередь, новые отрасли, где в условиях слабого вмешательства государства была создана достаточно конкурентная среда: сетевая розничная торговля, телекоммуникации, банковский сектор. Большого прогресса в повышении производительности труда достигла, как ни странно, рентная по своей сути нефтяная промышленность. Здесь важную роль сыграла конкурентная структура отрасли, сформировавшаяся после разделения нефтяного министерства на два десятка вертикально-интегрированных конкурирующих компаний, появления сотен небольших частных игроков, повышения конкуренции со стороны международных лидеров. Также важным фактором стала прогрессивная налоговая система, изымающая б?льшую часть прибыли от роста цены на продукт, но позволяющая использовать весь эффект целиком от повышения эффективности. Оказывается, наши люди могут работать по-рыночному, демонстрировать реальную конкуренцию. Ключевым фактором здесь представляется именно конкурентная структура этих отраслей.

В какой мере российский крупный бизнес нацелен на серьезные усилия и на серьезные инвестиции для повышения производительности труда? Или, возможно, у него имеются более дешевые и простые возможности для повышения доходности и успешной конкуренции? Можно привести многочисленные примеры, когда крупнейшие российские компании добивались решения сложных и неординарных задач, когда очень этого хотели (например, модернизация нефтепереработки, освоение шельфовой добычи нефти, строительство станов-5000 и т.п.). Почему не получается радикально преодолеть отставание в уровне производительности труда от сопоставимых западных компаний, работающих в тех же отраслях?

Готов продолжить список успешных примеров. Производительность труда в угольной промышленности с 1990-х годов выросла примерно в 2 раза, совершив после приватизации системный рывок вперед. Серьезным образом новые собственники модернизировали металлургию: только на предприятиях ЕВРАЗа реализована большая программа по модернизации оборудования, оптимизации структуры производства. Инвестированы десятки миллиардов рублей в реконструкцию цехов (таких, как новый рельсобалочный цех на ЕВРАЗ ЗСМК, запущенный в этом году) и внедрение новых для российского рынка технологий (например, установки вдувания пылеугольного топлива на ЕВРАЗ НТМК, существенно снизившей расход природного газа и кокса в доменном процессе). Ключевым здесь является не только количество, но качество инвестиций: качество отбора инвестиционных идей, оптимальность инженерных и коммерческих решений, качество реализации проектов, которые может обеспечить крупная компания с сильным технологическим потенциалом и мотивированным менеджментом.

Сегодня, в период замедления мировой экономики, многие предприятия фокусируют свои инвестиции именно на повышении эффективности и производительности труда. Когда перспективы роста рынка туманны, инвестиции в эффективность становятся наиболее надежными и востребованными.

Однако, что мы видим на своих производствах? Низкая техническая вооруженность, моральный и физический износ оборудования далеко не всегда являются главными факторами, ограничивающими рост производительности труда. Огромный потенциал лежит в области организации производства, операционной эффективности: устранения всех видов брака, лишних действий, простоев, оптимизации рутинных процессов. Это элемент нашей национальной истории, если хотите, – мы, действительно, можем построить Стан-5000, но гораздо сложнее оказывается эффективно организовать и стандартизировать ежедневный труд тысяч работников на сборочном конвейере. ЕВРАЗ уже три года последовательно внедряет у себя принципы бережливого производства, формирует единую стандартизированную бизнес-систему. И сейчас мы понимаем, что находимся только в начале пути. Наш опыт показывает, что практически в каждом процессе мы можем найти не менее 10-15% скрытой эффективности. Но это возможно лишь при условии вовлечения в процесс улучшений подавляющего большинства работников предприятия.

Какую роль в повышении производительности труда в экономике в целом может сыграть крупнейший российский бизнес? Какие меры, направленные на повышение производительности труда в крупных российских компаниях, по вашему мнению, должны стать приоритетными?

Роль крупного бизнеса уже позитивная и масштабная. Могу сказать на примере ЕВРАЗа – мы продолжаем активно инвестировать, несмотря на трудный период, который сейчас переживает отрасль. Инвестируем именно в эффективность, в технологии, в качество.

Например, внедрение на ЕВРАЗ НТМК уже упомянутой мною технологии ПУТ – вдувания пылеугольного топлива, на которое было потрачено около 170 млн долл. Сегодня в доменной плавке в качестве топлива используются кокс и природный газ. Благодаря переходу на пылеугольное топливо в доменных печах вместо дорогостоящих и дефицитных жирных углей для производства кокса будет использоваться более дешевый энергетический уголь, при этом расход кокса снизится в среднем на 20%, а расход природного газа – на 30-40%. Помимо очевидного экономического и технологического эффекта, новая технология позволяет также снизить выбросы в атмосферу парникового газа (СО2) на 250 тысяч тонн в год.

Такую же установку мы строим на ЕВРАЗ ЗСМК. Да, это не инновация – все мировые лидеры металлургии используют ПУТ. Однако для нас важно аккумулировать и осваивать все передовые технические решения, существующие в мировой металлургии, чтобы максимально сократить производственные издержки и снизить себестоимость продукции. Нам рано сегодня говорить о собственных инновациях, потому что еще много в мире «старого», что для нас пока еще выглядит сравнительно «новым». Но и это способно дать нам существенный прирост по производительности, снижение по себестоимости и повышение качества продукции. Являясь глобальной, открытой компанией, мы в состоянии достаточно быстро и эффективно перенимать существующий опыт.

Также, говоря о роли крупного бизнеса, не нужно забывать, что именно в этом секторе рождается новая индустриальная культура, внедряются современные элементы управления и обучения, новые принципы командной работы, расширяются компетенции работников.

Какие основные препятствия для повышения производительности труда, как внутри самих крупных предприятий, так и вне их, вы можете отметить? Наиболее значимыми являются «внутренние» или «внешние» препятствия?

Строго говоря, их сложно разделить, потому что многие барьеры существуют как вовне, так и внутри нас: иерархичность, косность, забюрократизированность, безответственность – продолжите ряд сами.

Первые 5-6 лет после установления нового экономического уклада – то есть примерно со второй половины 1990-х годов – мы достигали существенного роста эффективности, просто наводя порядок и выстраивая основные бизнес-процессы, снимали так называемые «низко висящие плоды». Дальше нам во многом повезло – мы попали в более чем десятилетнюю фазу роста глобальной экономики, сопровождавшуюся непрерывным повышением цен на все сырьевые товары, т.е. на основной российский экспорт. Структурные реформы в нашей стране замерли где-то в начале 2000-х. С конца 2008 года рост сменился затяжным периодом замедления и неопределенности. В итоге сегодня мы оказались в непривычной ситуации, когда ветер глобального роста, разгонявший нашу экономику, стих, а грести сами мы пока не научились. Да еще и вынуждены разбираться с большим букетом «наследственных заболеваний», доставшихся нам с советской поры. Во многих случаях унаследованная отраслевая производственная структура сегодня не соответствует текущей экономической целесообразности.

Например, проблема моногородов – одна из наиболее серьезных проблем для российских горнодобывающей и металлургической отраслей. У государства превалирует желание сохранить статус-кво, максимально отложить решение, не обострять проблему. Между тем, проблема только усугубляется: месторождения истощаются и становятся нерентабельными, себестоимость производства на многих таких предприятиях растет, продукция становится структурно неконкурентоспособна. При этом у собственников предприятий маневр существенно ограничен. Если решить задачу социально ответственного высвобождения собственных работников крупный бизнес еще в состоянии, то справиться с переселением целых городов не под силу даже самым сильным компаниям. Нужна скоординированная, плановая работа с государством.

Кроме того, исторически основными источниками создания стоимости в российской экономике была рента (природная или монополистическая), а ее силу определяла способность создавать и удерживать рентное положение. Поэтому до сих пор доступ к ренте, удержание монополии или ограниченной конкуренции, получение преференций от государства оказываются гораздо более действенными рычагами создания стоимости для крупного бизнеса, чем повышение эффективности и рост производительность труда. Единственным адекватным ответом может быть последовательная работа по повышению конкуренции, структурным реформам наиболее монополизированных отраслей, снижению нерыночных барьеров. Наши «футболисты» должны много тренироваться и много играть, а не организовывать договорные матчи, уменьшать створ своих ворот или придумывать оригинальные правила игры на своем стадионе.

Обязательно ли повышение производительности труда на крупных российских предприятиях в сложившейся ситуации должно сопровождаться массовым высвобождением лишних трудовых ресурсов и ростом безработицы?

Я бы не стал ставить знак равенства между высвобождением трудовых ресурсов и безработицей. Более того, фундаментальная связь между ростом производительности труда и безработицей, на мой взгляд, имеет обратную зависимость. В долгосрочной перспективе подъем эффективности производства повышает общую конкурентоспособность экономики, создает предпосылки для роста, что в итоге способствует более эффективному перераспределению трудовых ресурсов и росту занятости. Посмотрите, какое количество трудоспособных мужчин в России заняты, например, в сфере охраны. Сколько работают на бесчисленных уцелевших артефактах советской индустрии, продлевая жизнь забытых промышленных городков без шанса на обновление и развитие, шанса на современность. Ведь это – колоссальный трудовой потенциал, который наша экономика могла бы задействовать для здорового, эффективного роста. При этом дефицит трудовых ресурсов считается чуть ли не главным вызовом дальнейшему росту отечественной экономики.

По вашим оценкам, существует ли серьезная разница в уровне производительности труда в сопоставимых частных и государственных компаниях, работающих в аналогичных отраслях и на аналогичных рынках?

Что касается металлургии и горнодобывающей индустрии, то здесь почти нет государственных предприятий, все частные. К тому же отрасль предельно глобализована – выживают только те, кто выдерживает жесткую международную конкуренцию.

На мой взгляд, уровень производительности труда больше зависит не от типа собственника, а от структуры рынка, от наличия конкуренции – внутренней или глобальной. Пример таких компаний, как Сбербанк или «Аэрофлот», показывает, что, вынужденные работать в конкурентной среде, госкомпании могут работать вполне эффективно, внедрять лучшие стандарты и технологии, достигать высокого качества и эффективности. При этом не думаю, что передача «Газпрома» или РЖД в частные руки в существующем виде, «целиком», вызовет в этих отраслях всплеск эффективности.

ЕВРАЗ, являясь крупнейшим производителем рельсов на постсоветском пространстве, активно инвестировал в укрепление своей позиции, стремясь стать лидером на глобальном рынке. Так, ЕВРАЗ первым в России получил возможность производить современные 100-метровые рельсы с дифференцированной термообработкой для высокоскоростных железнодорожных магистралей, что ввело Россию наравне с Австрией и Японией в пул мировых лидеров по выпуску этой высокотехнологичной продукции. Конкурентное давление стимулировало нас на создание продукции с высокой добавленной стоимостью, радикальное обновление производства с точки зрения как технологий, так и управления и бизнес-процессов.

Особый вопрос – задача выхода на международные рынки с несырьевыми товарами. Выходя с несырьевыми товарами и услугами на мировой рынок, компании сталкиваются с вызовом совершенно иного уровня. Именно в этой борьбе могут появиться наиболее сильные компании – национальные чемпионы. И снова – форма собственности вряд ли будет здесь доминирующим фактором. Преимущественно государственная компания EADS успешно конкурирует с частной фирмой Boing.

Какой из факторов имеет наибольшее влияние на неблагоприятную ситуацию с производительностью труда: технологическое отставание российских компаний, недостатки в организации управления компаниями, или же особенности российского рынка труда?

Повторюсь, на мой взгляд, это все следствия, а не причины. Рынок труда в России далеко не самый плохой, как, собственно, и трудовое законодательство. Отсутствие конкуренции, высокие барьеры для выхода на рынок и слабая защита собственности на всех уровнях – те факторы, которые обуславливают и технологическое отставание, и не самое эффективное управление, и, в итоге, низкую производительность труда.