«Наша цель – это опережающая подготовка элит»

Интервью с Еленой Геннадьевной Лимановой, заместителем декана экономического факультета Новосибирского государственного университета, руководителем студенческих проектов с климатическим центром НГУ.

— Первый вопрос: что для университетов ESG в первую очередь? Это образовательные программы, часть стратегии развития, какие-то стороны повседневного быта в сфере ресурсосбережения?

— Я не могу сказать, что у нас в университете есть ESG-стратегия. Осознанно стратегию для себя, как для институции, в рамках концепции ESG университет не сделал. Хотя повестку мы видим и хотим развивать ее прежде всего не для себя, а для внешней среды – региона, страны. Это первый момент.

Второй момент. У нас есть магистерская программа в сфере ESG, мы ее открыли в нынешнем учебном году: «Управление бизнесом для устойчивого развития». ESG в ней – не некое добавление к основному содержанию, а его стержень.

— Какова причина, побудившая ваш университет обратиться к тематике ESG?

— НГУ всегда участвовал в программах, связанных с лидерством, будь то программа «5-100» или «Приоритет-2030». Участие в этих программах заставляло и заставляет нас посмотреть на себя со стороны – кто мы и что должны делать с точки зрения стратегии развития. Наши цели – это опережающая подготовка элит, высококвалифицированных кадров, предпочтительно в области инженерии и естественных наук, содействие внедрению технологий будущего, инициативная роль в социальном, экономическом и территориальном развитии страны в контексте устойчивого, низкоуглеродного развития.

Конечно, напрямую – дословно –  ESG в программе развития НГУ в рамках «Приоритета-2030» не упоминается. Но когда мы определяли направления стратегического развития для участия в этой программе, то выбрали четыре: «радиационные технологии будущего», «научная инженерия», «цифровое будущее» и «управление углеродным балансом». Из последнего направления и возникает эта связка с устойчивым развитием, с ESG.

— Как университет может управлять углеродным балансом? Речь идет прежде всего о научных исследованиях?

— Да, прежде всего речь идет о науке. У нас есть климатический центр НГУ, у нас есть углеродные фермы. Мы научились считать углеродные балансы, В НГУ теперь есть центр валидации по подсчету углеродных единиц. Именно в этом университет претендует на научное лидерство.

Кстати, запрос на эти исследования пришел от наших стейкхолдеров – бизнеса, где работает много наших выпускников, – например, от «Газпромнефти». Они нам говорили, что понимают неизбежность включения в климатическую повестку, но зачастую не знают, как именно это сделать. Поэтому, отвечая на запросы практиков бизнеса, мы в НГУ не просто занимаемся отвлеченной наукой, а стремимся «упаковывать» используемые компаниями технологии так, чтобы они были нацелены на управление углеродным следом.

— Сейчас, когда многие говорят о привнесенности значительной части зеленой и климатической повестки с Запада, это направление сохраняет для НГУ актуальность?

— Мы видим, что приоритеты и интересы меняются. Мы разработали и планировали открыть магистерскую программу, о которой я уже упоминала, в 2021 году. В основе было предварительное изучение спроса со стороны студентов. Но вынуждены были перенести старт этой программы – студенты, которые проявляли в ней заинтересованность, сейчас несколько сбиты с толку. Они не понимают, насколько это сейчас приоритетно и надо ли вообще.

Ведь судьба углеродного налога, который служил сильнейшим драйвером разворота в сторону зеленой повестки, сейчас не ясна. Как не до конца ясно теперь и то, что будет с регулированием в связи с климатической повесткой. А раз непонятно, как будет меняться давление на бизнес, со стороны общества ли с его экологическими устремлениями или государства с его регулированием, то под вопросом и реакция бизнеса на это давление.

Как производные всего этого – колебания студентов, о которых я чуть раньше сказала. В 2021 году, когда мы первоначально собирались запустить магистерскую программу, она задумывалась как англоязычная и международная: Doing Business for Green Economy.

Из чего мы исходили? Наблюдая за спросом на англоязычную магистерскую программу Oil and Gas Management, мы понимали, что углеродная повестка в плане нефти и газа так или иначе, но постепенно будет сходить на нет. Все чаще иностранные студенты выбирали другие наши программы. И если мы претендуем на международную аудиторию, то должны ей предложить что-то помимо нефти и газа, которые для расположенного в Сибири вуза, казалось бы, органичнее.

Мы хотели делать программу на английском языке еще и для того, чтобы опираться на наших международных партнеров, привлекать их экспертизу, приглашать преподавателей и так далее.

— Сейчас, очевидно, планы пришлось скорректировать?

— К нам просто не приедут иностранные студенты в нужном количестве. Смысл англоязычная программа имеет только тогда, когда образуются смешанные группы из иностранных и российских студентов. Поэтому в том виде, в каком программа задумывалась, она потеряла смысл.

В нынешнем учебном году мы открыли программу на русском языке – это было снижение нашей планки, наших ожиданий. На первый набор мы хотели 15 человек, к тому же дали 9 бюджетных мест на эту программу, перераспределив их из других программ. Вот 9 студентов и набрали.

— Партнера из бизнеса, который мог бы проспонсировать обучение по этой программе, искали?

— У нас пока нет индустриального партнера для такой программы. Мы, безусловно, знаем компании, которые будем привлекать на мастер-классы в рамках программы. Благо, что среди выпускников экономического факультета есть много тех, кто занимает высокие позиции в хороших компаниях.

— После снижения планки, в отсутствие, как вы это называете, индустриального партнера – есть понимание, куда пойдут работать выпускники этой программы?

— Программа называется «Управление бизнесом для устойчивого развития» по направлению «менеджмент». Поэтому главным пунктом назначения для выпускников этой программы, как мы это видим, станут прежде всего компании, то есть реальная экономика, бизнес. А он и сейчас так или иначе отвечает на повестку низкоуглеродного развития, готовится к углеродному налогу и т.д. Мы по-прежнему рассчитываем, что научим принимать управленческие решения с учетом/в контексте устойчивого развития, дадим компетенции для этого. На это реально есть запрос.

Кроме того, есть интерес со стороны органов государственного управления. Когда мы разрабатывали эту магистерскую программу, конечно, задавались вопросом «Куда пойдет наш выпускник, кому он окажется нужен?». И пока мы рассуждали, как мы «продадим» выпускников в бизнес, часть коллег нашей команды, которая уже работала в климатическом центре и там считала углеродный баланс Новосибирской области, говорила: «Да подождите вы с бизнесом. У бизнеса запрос на выпускников только формируется, а власти региона уже сейчас говорят: “Нам нужно это уметь делать, мы это не умеем. Давайте, скажите нам, как, дайте нам специалистов”».

Так что спрос на выпускников уже есть. Как и на профессиональную экспертизу в сфере устойчивого развития.

— С потенциальными работодателями разобрались. А как вы определяли содержание обучения – у кого что позаимствовали, что придумали сами?

— Конечно, мы делали международный мониторинг, чтобы посмотреть, какие есть программы, что в них входит и т. д. Смотрели и магистерские программы, имеющиеся в России. Но их не так много, буквально единицы; если, конечно, брать только те, у которых ESG – это основное содержание, а не надстройка, не прибавленная к старому названию новая аббревиатура, не нечто, прикрученное сбоку.

Изучив имеющийся опыт, мы начали конструировать свою программу. Ее содержание включает два уровня: первый – сформировать базу, второй – дать инструменты.

Формирование базы у нас состоит из трех блоков, которые мы и назвали ESG. Мы должны понимать: если мы хотим дать навыки в области устойчивого развития, нам нужно выходить за рамки нашей профессиональной области экономики и управления. Это междисциплинарная основа, которая формирует и связывает экономическую, социальную и экологическую составляющую устойчивого развития. Здесь мы в том числе рассказываем и о технологиях, но со своей колокольни, экономической прежде всего.

Второй уровень – это инструменты, которые позволят анализировать управленческие проблемы и принимать управленческие решения с учетом ESG-повестки. Причем на разных уровнях. У нас есть дисциплины, которые включают в себя национальную климатическую политику и ее инструменты – как считать баланс на уровне страны или региона. Есть и дисциплины на корпоративном уровне: ESG-стратегии компаний, их углеродный баланс, углеродный след и т. д.

— Разве необходимо целых два года учиться для подсчета углеродного баланса компании, ДПО или «интенсива» в корпоративном университете для этого недостаточно?

— Я бы связала ответ на этот вопрос с представлениями о том, как могут и должны взаимодействовать, соотноситься – как институции – бизнес и университеты.

Компания может в ответ на сиюминутную или острую потребность создать какой-то новый отдел, образовать вакансию эколога и что-то подобное «зашарашить». И при таком подходе действительно, наверное, достаточно ДПО, интенсивных курсов. Но это будет купирование проблемы, а не ее решение. Решение же состоит в том, чтобы стратегия ESG пронизывала весь бизнес.

Под тем же углом можно рассмотреть маркетинг: некоторым достаточно просто выделить сбытовой функционал в компании, а вот стратегический маркетинг – это другой взгляд на бизнес. Это взгляд глазами клиента, клиентоориентированность как базовый принцип бизнеса.

Мне кажется, что в случае с ESG происходит – или должно происходить  – нечто похожее. Либо вы оперативно, ситуативно реагируете, отбиваетесь от проблемы – это оборонительная позиция. Либо ESG становится философией всего бизнеса – это проактивная позиция. Но для этого необходимо системное, междисциплинарное мышление, а его могут дать только те, кто таким мышлением владеет. То есть университеты.

Но здесь важно вот еще что. Университеты потеряли монополию на знание – его теперь можно взять где угодно, в том числе и на уже упомянутых курсах ДПО. Чтобы сохранить лидерство, мы должны покинуть башню из слоновой кости. Это предполагает изменение миссии университетов – они должны выступать центром концентрации интеллектуальных ресурсов, точкой сбора в регионе или макрорегионе в ответ на вызовы, с которыми сталкивается общество.

— Но в таком случае неизбежно внедрение ESG в принципы управления самим университетом?

— Здесь мы возвращаемся к этой аналогии: «прикручено сбоку» или «пронизывает всю философию». Мы хотим сохранить лидерство в том, в чем мы сильны – в науке, а значит, нарастить скилы, чтобы консолидировать ESG-повестку в регионе. Для этого у нас уже есть научное подразделение. Есть климатический центр, там есть научные проекты, считается углеродный баланс университета. Они готовы поддерживать проекты, которые условно можно назвать «Зеленый кампус». В образовании мы тоже уже многое сделали и продолжаем делать. Есть много низовых инициатив: центр социальной политики университета, молодежный движ, разные зеленые инициативы – я захожу в университет и вижу, что рядом со входом появились ящики для макулатуры.

Но до уровня продуманной, поступательно реализуемой ESG-стратегии развития университета все это пока не доросло. Потому что стратегия предполагает управление и консолидацию – наличие кого-то, кто отслеживает, направляет, поддерживает. Мы к этому стремимся и, думаю, придем.